– Хорошо, но только при двух условиях, – согласилась она. – Во-первых, как сказали те парни из департамента иммиграции, здесь вы не опубликуете ни строчки; во-вторых, пока операция не завершится, вы вообще нигде и ничего о ней публиковать не должны.
– Что ж, требования вполне разумные. А теперь рассказывайте…
Говорить стало легче. Скотто согласно кивнула и прибавила скорости.
– Мотались мы из Монреаля в Майами, из Нью-Йорка в Сент-Луис и все же вычислили, что картель загребает здесь порядка 100 тысяч долларов в Минуту, а это 6 миллионов в час, до 150 миллионов в день, а в год под 50 миллиардов. Понимаете, 50 миллиардов долларов!
– Да, в такие деньжищи с трудом веришь.
– Но прежде чем их потратить пли вложить куда-то, эти деньги нужно отмыть, а для этого – собрать, пересчитать, упаковать и где-то хранить, прежде чем пустить в ход. Встал вопрос: где могут храниться 50 миллиардов долларов? Мы без устали искали их, а они столь же неутомимо перепрятывали их с места на место. Мы так и назвали эту операцию – «Пряталки».
– А как же тот стрелок-пацаненок встрял в эту игру?
– Окольным путем. Вуди вместе с партнером обшаривал там один склад. А в это время около проулка парень нес ружье на свалку, чтобы обменять его на наркоту. Ну, там это и случилось. – Она дернула головой. – Мы потеряли его за какую-то пару поганых ампул крэка.
– А на складе что-нибудь нашли?
– К сожалению, там было пусто. Нам сообщили, что его арендовала некая корпорация – одна из нескольких фирм, имеющих, по нашим данным, связи с картелем.
– Значит, картель. Еще одно из безымянных, обезличенных названий, вроде «организованная преступность». А этот картель случайно не называется ИТЗ или ИТЦ?
– Вроде бы нет. А что?
– Одна такая мерзкая компания упоминается в документах Воронцова.
– Вот как? Никогда о такой не слышала.
– Думаете? Боюсь, что слышали, и не раз. Собственно говоря, вы и подарили мне разгадку ее наименования.
– Я? Как это? Не припоминаю что-то.
– А фамилия Рабиноу вам знакома?.. Рабинович?.. ИЧ… По-английски окончание ИТЗ. Теперь понятно?
Скотто тихо присвистнула и погнала машину в свое управление кратчайшим путем.
Штаб-квартира СБФинП располагается в Арлингтоне, на автостраде, ведущей в Фэрфакс. Это совсем недалеко от знаменитого кладбища. Поворот к ней я увидел по флагштокам с флагами США и министерства финансов. Впереди показалось неказистое бетонное здание, чем-то напоминающее мне родные тускло-серые жилые блоки Нового Арбата. Четыре этажа из сборных железобетонных панелей нависали над единственным деревом. Напротив, через дорогу, стояло приземистое кирпичное здание, из его высокой трубы клубился серый дымок.
– Жгут, все жгут, – пробормотала Скотто, заезжая на стоянку позади здания СБФинП. – Проклятая жаровня полыхает целыми днями, без передыху.
– Какая жаровня?
– Да крематорий. Извините, мне надо заняться этими… – Не успела она договорить, как целая толпа репортеров с телевизионными и видеокамерами окружила нашу машину. – Отойдите, ребята! Отойдите! – Она выскочила из кабины и быстро пошла прочь.
Репортеры рванули за ней, устремив чуть ли не в лицо камеры, диктофоны и микрофоны и требуя:
– Расскажите, кого вы сейчас выслеживаете?
– Убивать я никого не собираюсь.
– А что делал агент Вудрафф на той свалке?
– Отдавал свою жизнь за нашу страну.
Скотто проскочила мимо колоннады к входу в здание, репортеры не отставали, атакуя ее вопросами:
– Несколько свидетелей утверждают, что мальчишка хотел сдаться, но в этот момент в него пальнули? Правда ли, что у него не было приводов в полицию? А как насчет утверждения его родителей, что у него не было оружия? Поскольку Вудрафф раньше был вашим партнером, что вы сейчас испытываете?
Скотто отбивалась как могла, прокладывая путь к зданию, где репортеров остановили охранники в форме.
– Вот они, ваши конкуренты, Катков, – проворчала она, оглядываясь на репортеров из-за стеклянной двери. – Я сделаю для вас многое, но не смогу удерживать это зверье, если они примутся колошматить пас. Предупреждаю заранее.
– Но почему у вас такой зуб на журналистов?
– Как-то я хотела рассказать, но вы даже не пожелали выслушать. Все вы помешаны на том, как бы добыть правду, а что будет после этого – и знать не хотите.
– Похоже, кто-то больно обидел вас.
– Если говорить об обидах, то им я и счет потеряла. Не могу назвать ни одного человека, слова которого репортеры не исказили бы или бы вообще не приписали ему того, что он не говорил.
В вестибюле, тесноватом и неказистом, стояли несколько стульев и серый стальной столик, словно попавший сюда по ошибке из другого офиса. На столике стоял черный картонный ящик с узкими отделеньицами, забитыми письмами. Здесь были строительные рабочие. С потолка сняли часть панелей, и они, стоя на стремянках, прокладывали в потолочных пазах толстые кабели. Один из охранников записал меня в регистрационный журнал и прикрепил к куртке пластиковую карточку посетителя.
– Как к вам легко пройти, – заметил я, следуя за Скотто к лифту. – Ни детектора лжи, ни проверки анкетных данных, ни обыска с раздеванием догола.