Fide Sanctus 2

Спасатель – суетливый добропорядочный альтруист с тонной обязанностей – кричал, что нельзя предавать дружбу. Он привычно пытался окружить заботой тех, за кого, по его мнению, нёс прямую ответственность – мать и Святослава.

Жертва – тусклая девица с жидкими волосами, что превыше всего ценила жалость, – считала себя заложником этой жестокой ситуации; она кошмарно обижалась на подопечных Спасателя: за их извечную невзрослость.

Агрессор же – дерзкий своенравный волюнтарист с кошачьей грацией, изумрудами вместо глаз и кучей гражданских прав – брал на себя самое сложное и неблагодарное.

Он злился на тех, кого был вынужден нянчить Спасатель, напористо оберегал истинные желания Хозяина и отказывался ругать его за содержимое сердца.

И это – это – было грозовее всего.

Решив войти со стороны курилки, Олег миновал парк Жилибера и свернул за угол спящего зимой кафе. С лавочки донёсся кокетливый оклик одной из навязчивых любительниц светского трёпа. Угрюмо проигнорировав её, он дошёл до беседки во внутреннем дворе универа, окинул взглядом старый корпус и застыл.

Сто лет будут жить.

* * *

Издав победный рык, Свят сделал несколько шагов и упал на колени возле огромного сугроба. Вера наклонилась к земле, собрала кучу снега и принялась утрамбовывать его между ладоней.

Её куртка была расстёгнута, шарф съехал с шеи, а щёки алели как грудки снегирей.

Наконец удовлетворившись видом холодного оружия, она отвела руку назад и с силой швырнула снежок в сторону малодушного елисеевского тыла.

И именно в эту минуту её наивный бойфренд вздумал выяснить обстановку.

Просвистев по воздуху, гигантский снежок врезался аккурат в его лоб и взорвался сотней ледяных драже.

– ОХ, Ё! – заорал Елисеенко; завертевшись, как небрежно пущенный волчок, он принялся стряхивать с волос и лба комья снега.

Его противница заливисто захохотала, а наблюдатели в курилке беззвучно захихикали.

– ДЕСЯТИОЧКОВЫЙ! – провизжала Вера, наконец отсмеявшись. – ПОЛУЧИЛ?!

– БЫЛ ПЕРЕРЫВ! – с жаром возмутился Елисеенко. – Я БЫЛ В УБЕЖИЩЕ!

– В хренежище, – отрезала девушка, дыша на замёрзшие пальцы. – Не было перерыва! Кто его согласовывал?!

– Я ЖЕ КРИКНУЛ «ПЕРЕРЫВ»!

– После того, как мне в спину саданул?! – парировала Вера, отбросив с лица влажные волосы. – Хитрожопый какой! ЛУЧШЕ СДАВАЙСЯ!

Только что скептически сложенные, губы Олега сами собой расплылись в ухмылке.

Десятиочковый и правда неплохо летел.

Вера выглядела так, словно была баснословно и легкомысленно счастлива.

Но её речь походила на речь того, кто с утра успел подавить тонну раздражения.

– Олег, здорoво!

Сияя не хуже снега, что доживал на солнце последние дни, Свят подбежал к нему и протянул навстречу ледяную руку.

– Привет, – буркнул Петренко, на миг сжав мокрую елисеевскую ладонь.

Мелкие куски снега перебежали на его пальцы и тут же растаяли.

– На выходные уезжаешь? – бойко спросил Свят, щурясь от солнечных бликов.

Передёрнув плечами, Олег не ответил. Вера за спиной Свята с хитрым видом лепила особо крупный снежок, и от неё почему-то было… сложно оторвать взгляд.

До того упоительным нимбом из энергии и света было окружено всё её существо.

Уланова напористо размахнулась, резко подалась вперёд и отпустила бок снежного ядра. Олег успел услышать, как воздух разрезает лёгкий свист, а потом… ПФЛЮЩ!

Лицо облепил громадный снежный ком; виски и скулы свело холодной болью.

Твою мать! О чёрт. О…

Солнечный март выключился; на голову опустилась яркая темнота.

Вскинув руки, он рывком сбросил бoльшую часть колючих хлопьев и снова обрёл зрение. По шее ползли и степенно скрывались за шиворотом куски снега.

Елисеенко оглушительно захохотал, согнувшись пополам и уперев руки в колени.

– ПРОСТИ, ОЛЕГ! – дрожащим голосом выкрикнула Вера, прижав ладони к щекам.

– Да, прости, Олег, – выдавил красный от смеха Свят, хлопнув рукой по его спине. – Прямо… в башню… Сука… Идеально…

Уланова спешно подбежала к ним и отправила в сторону бойфренда укоризненный взгляд. На её лице был написан жалобно-совестливый ужас.

– Прости, пожалуйста… Извини, – испуганно повторила она, поспешно счищая с его головы куски снежной гранаты.

Её пальцы были кошмарно холодными; им ни капли не помогло, что она так долго и усердно дышала на них. Они были тонкими и изящными, но в то же время крепкими.

Они походили на упругие пальцы пианистки.

Спасатель и Агрессор замерли в пятне солнца, что залпом залило пасмурные Бермуды.

Над Кораблём сияло солнце; сияло солнце.

Но и бешеный шторм никак не отступал.