Fide Sanctus 2

Под рёбрами вскинулась и тут же подавилась собственной слюной сухая агрессия. В последние недели она вскидывалась особенно легко и подавлялась особенно твёрдо.

– Ну конечно, – помедлив, протянула мать. – Зачем я уже нужна теперь! Нужна была, когда переодевала, кормила, портфель помогала собирать… А теперь что, когда всю свою жизнь тебе посвятила?! Буду сидеть…

На вершине небоскрёба сыновнего долга.

– Я не сказал «нет»! – устало бросил Петренко. – Я сказал, что подумаю!

Глухо фыркнув, мать бросила трубку; на экран вернулась картинка белого мрамора с серебристыми прожилками.

– Она так липко манипулирует, что у него просто обязаны появиться «неотложные дела»! – с непреклонным лицом заявил Внутренний Агрессор.

– Кто ещё ей поможет, если не он? – смущённо пробормотал Внутренний Спасатель. – Ведь сначала идут потребности других, а потом – собственные.

– Ещё чего! – отрезал Внутренний Агрессор. – Он ей не родитель! Почему жалеть, поддерживать и ограждать её от любой грусти и трудности всегда должен именно он?!

Не родитель. Я ей не родитель. Она взрослая, но ещё не старая и не беспомощная.

Она просто очень хочет, чтобы он думал так, – и винил себя, если не думает.

Внутренняя Жертва всхлипнула и потёрла красные глаза. Над её растрёпанными волосами витала фраза «Она меня совсем не любит».

Спасатель поджал губы и воззрился на Жертву с бесноватым огнём в глазах.

Этому утру не хватало только драки на Корабле, что давно и прочно застрял во Внутреннем Бермудском Треугольнике.

Стоило экипажу – Агрессору, Спасателю и Жертве – начать спорить, над Бермудским пятачком моря разыгрывался неистовый шторм.

Ладили они редко – и потому солнечный штиль над Кораблём не сиял почти никогда.

Запихнув телефон в карман джинсов, Олег бросил взгляд в окно. Мартовское солнце лениво высовывало из-за тучи то один бок, то другой: будто дразнясь.

Не спеша показываться целиком.

На карниз уселся упитанный всклокоченный голубь. Сделав несколько шагов по скользкой жести, он выкатил навстречу взгляду человека выпуклый оранжевый глаз.

Словно намеревался играть в гляделки.

Хмыкнув, парень как можно бесшумнее дёрнул на себя раму, впустил в комнату морозный холод утра и швырнул на карниз несколько кусков печенья. Изучив горстку еды, голубь захватил клювом самый внушительный кусок и судорожно помотал головой; две третьих куска отправились в полёт до земли.

Ну ты олух, голубец.

Подхватив потрёпанную книгу о мастерстве благородной жизни7, которую читал уже третий раз, Петренко ловко затолкал её в серый рюкзак.

За спиной шумно открылась дверь, и тело обвил резвый сквозняк.

– Олег, слушай! – громогласно пробасил третий сосед по комнате.

– Чего ты орёшь?! – шёпотом рявкнул Олег, покрутив пальцем у виска. – Глеб спит!

Глеб работал барменом в круглосуточной кофейне три ночи в неделю: с воскресенья на понедельник, с понедельника на вторник и с четверга на пятницу. Иногда после рабочих ночей он ходил на пары, а иногда предпочитал лечь и спать.

Но всё равно порой было непонятно, как он выдерживает такой ритм жизни.

Сам Олег подрабатывал только грузчиком и носильщиком.

Нерегулярно, неофициально, по большой необходимости и далеко не от всей души.

– После ночных смен его из пушки не разбудишь, – грубо равнодушно отозвался Илья.

– Но это не значит, что нужно запойно орать у него над головой, – процедил Петренко, сметая в ладонь остальное крошево со стола. – Что ты хочешь?

– У тебя не будет на пару дней тридцать…

Какой тупой вопрос я задал. Сегодня же пятница. Что он может хотеть?

– Не будет, – металлическим тоном перебил Олег и нехотя обернулся.

Илья стоял у встроенного шкафчика, сложив на груди руки в татуировках; в его взгляде горела смесь из мольбы, нетерпения и злости.

Он слишком любил налаживать свои дела при помощи чужих денег.

– Только же что стипуху дали, – выплюнул сосед; в его голосе звучало раздражение.

– Всё уже распределил, – отрезал Олег, сверкнув глазами. – Чего ж ты у своего дилера не попросишь отсыпать в залог?

– Рустамыч по предоплате, – оскорбился Илья. – Такую только у него можно взять. Это крутая инвестиция. Ну плиз. Не можешь тридцать, дай хотя бы…

– Нет у меня, сказал! – отрубил Олег, рывком закинув рюкзак на плечо.

Если бы только Глеб не спал!

Это «нет» хотелось проорать; проорать чайкой.

Прямиком с утра не хватало услышать только про «Рустамыча».