Фидель на Донбассе. Записки военкора

Но обо всем по порядку. Журналистика – профессия практическая. Я понял это еще будучи первокурсником. Тогда я, чтобы сдать экзамены, целый год принимал участие во всех мероприятиях университета, особенно много – танцевал. Как же это было круто, танцевать. Это было очень тяжело, все эти растяжки, репетиции, травмы. Но потом – мгновение, и ты счастлив. Тогда же я понял, что победу приносит лишь долгий, нудный и порой очень тяжелый труд.

И благодаря своим танцам, я попал в «элиту» студентов. Меня порекомендовали одному из новостных каналов, и я впервые оказался на практике в СМИ. Выпустив свои первые «социалочки», я приглянулся начальству, которое отправило меня снимать «Селигер», о котором позже. Я также выпустил нелицеприятный для них сюжет. И после того, как я начал активно работать на телевидении и набираться знаний, я понял, что лекции в университете стали для меня совершенно неинтересными, разве что я по-прежнему остался верен истории и психологии. Эти две науки меня интересовали всегда, равно как и зарубежная литература.

Работал я все больше, уставал тоже все больше, поэтому на лекциях я спал, ел, читал, слушал музыку, писал, договаривался о съемках, прогуливал.

Но в то же время, каким-то чудом, все равно продолжал сдавать сессии и даже танцевать. Но журналистика навсегда стала символом именно практической профессии. Что толку от теории, которую преподают скупо и сухо, и чаще всего не по делу. Да еще и преподаватели, которые уже давно не в ней, а значит – устарели как первый пентиум в 2007 году. И все эти «плюрализм, толерантность и разность мнений», о которых нам талдычили, разбивались об очередную социалку. А когда я попал на войну, я частенько думал: «Вас бы сейчас с вашим преподаванием… Я тогда с вами спорил, и вы мне ставили двойки. Теперь моя очередь».

Зло? Может быть. Может быть, и слава Богу, что они не знают об этом всем. Но послушать, что они скажут, было бы интересно. Хотя чаще люди просто в ответ молчат и вздыхают, кивая головой.

А на филфак я попал совершенно случайно. Я вообще всегда хотел быть военным. Я ведь рос в семье офицера. А отсюда все вытекающие – в детстве я лазил по настоящим танкам, в двухметровых сугробах, бережно накиданных солдатиками, рыл длинные проходы, играл в войнушку с соседскими ребятами, жил в учебном корпусе. А что это такое, спросите вы?

Это когда здание углублено на полтора метра в землю, и в классе, в котором вы живете – бетонные полы и потолки 7 метров. Это сверчки по ночам по всем углам. Мыши. Холод. А за деревянной перегородкой, построенной отцом из подручных материалов, стоят настоящие боевые машины пехоты.

Ох и перепадало нам с братом, когда мы пролезали туда и играли внутри них. Таким было мое детство. Суровым. Но настоящим мужским. И я грезил о службе, о форме, как у отца. Хотел было поступить в военную академию (ту же, где учился и отец, и брат), но меня не взяли «по состоянию здоровья».

Я помню этот день, хорошо помню. В областном военкомате я прошел всех врачей, со мной даже поехал мой крестный, который был ветераном Афгана и Чечни. Так, на всякий. И вот я захожу к хирургу, который оставался последним решающим этапом перед поступлением. «Батюшки, да у вас тут полный набор», – и начал перечислять мне все мои болячки. Сказал, что никакая Академия мне и не светит, и мол «шелбтыотсюдова, сынок». Крестный попросил меня выйти, я остался ждать его на лавочке у кабинета. Через несколько минут он вылетел оттуда, покрасневший и злой и сквозь зубы процедил: «Пошли отсюда». Позже, в машине, он меня успокаивал. «Ничего страшного, жизнь на этом не заканчивается, люди и без армии живут, и счастливо живут, между прочим. Не расстраивайся». Позже я рыдал уже дома, потому что 16 лет я мечтал об армии, и теперь мою мечту превратили в пыль. Взял в руки гитару, и завыл какую-то песню Цоя. Гитара мне тогда еще помогала. Много позже, на Донбассе, чтобы прийти в себя, мне нужно будет вымокнуть в ванной часа так три.

Мама, видя, что я пропадаю, предложила поступить мне в университет, на отделение журналистики, на филфак. «Военным не стал, станешь военным корреспондентом». Не в лоб, так по лбу, как говорится. И я за месяц подготовился и сдал вступительные экзамены.

И потом уже взахлеб работал все годы учебы, на телевидении, во внештате, проглатывая знания, впитывая советы и наставления, изучая людей, их поведение, их жизнь и проблемы. Тут-то мне и пригодилась психология. Ведь это большая наука, суметь разговорить человека, заставить его сказать нужные слова. Рассказать все. Но…

Так или иначе, однажды я покинул профессию. И получилось это очень некрасиво.

Потому что нечего было пить. После развода с женой меня понесло во все тяжкие. И алкоголь тогда мне казался единственным утешением. Ну, еще много простых и незамысловатых девушек. Странно, но только после развода я вдруг понял, что женой-то мир и не заканчивается. Что вокруг еще много красивых и даже порядочных.