Фигаро, следователь Департамента Других Дел. Дилогия

– Тысяча сто, если быть точным. Мы расширили штат в прошлом полугодии и построили два новых барака для рабочих из пригородов… Нет, Фигаро, обычный работяга не смог бы этого сделать. Для того чтобы скопировать чертежи, необходимо в них разбираться, а то такого начертишь… Это кто-то из специалистов. Старшие мастера, инженеры, управляющие − вот где нужно искать. И, конечно же, вам помогут. У меня есть пара человек, которым я доверяю − будете работать с ними.

– То есть, вы уверены, что я соглашусь на эту работу. − Следователь усмехнулся. − Ну хорошо, допустим − пока только допустим, господин Форинт! − что я взялся за это дело. В этом случае у меня будет несколько условий, которые вы обяжетесь принять безоговорочно.

– Вот это уже похоже на разговор! − фабрикант потер ладонями. − Я вас внимательно слушаю, Фигаро.

– Первое: мое расследование на Пружинной никоим образом не должно мешать остальным моим делам. Сейчас, правда, таковых нет, но если что-то эдакое появится на горизонте − извините. Я, все-таки, официальный представитель ДДД в Нижнем Тудыме.

– Принято.

– …Я не закончил. Как я понимаю, времени на поимку шпиона у вас осталось − всего ничего…

– Неделя, плюс-минус два…

– …поэтому я согласен отложить все другие гипотетические дела на этот срок, но только при условии, что все вопросы с моим начальством вы улаживаете сами… И не надо на меня так смотреть; я осведомлен о вашей дружбе с почтенным комиссаром Андреа.

– Господин Андреа Пфуй − давний друг моего папаши, благослови Небо его плешь, − фабрикант чуть заметно усмехнулся в усы. − Старый пройдоха очень успешно отмазался от кучи кредиторов, притворившись сумасшедшим, но котелок у него варит − будь здоров. Они с почтенным комиссаром Андреа каждый год стреляют рябчиков в Заливе, а знакомы, насколько мне известно, еще со школьной скамьи… Хорошо, Фигаро, ваше начальство я возьму на себя. Что еще?

– Второе условие не менее важно, чем первое: я могу связаться с вами в любой момент. Никаких предварительных записей и ожиданий в коридорах. Я вхожу в ваш кабинет без стука в любое время дня и ночи.

– О, это можно было бы и не обсуждать.

– И третье: я получаю доступ в любой цех Пружинной. На любой склад. В любой архив. Если я прикажу открыть сейф с месячным жалованием − вы открываете сейф с месячным жалованием. Если я прикажу передать мне ваши сверхсекретные чертежи − вы передаете мне чертежи.

Фабрикант наморщил лоб. Подумал, поскреб подбородок, затем спросил:

– Насколько важно это условие?

– Оно ключевое.

– Ладно, − Форинт тяжело вздохнул. − Пусть будет так. Перед вами откроются все двери, какие захотите… Видите, Фигаро, в каком я отчаянии?

– Вижу. Как вам кролик?

– О? − фабрикант поднял брови. − А, кролик… Кролик прелестный. Вам, положительно, повезло с хозяйкой, Фигаро… Так когда сможете приступить?

– Завтра. Я начну завтра… И нет-нет, не торопитесь откланиваться. Есть еще пара деталей, которые мне нужно с вами обсудить…

…Утро выдалось на редкость прекрасным. Растрепанное рыжее солнце светило по-летнему ярко, разбрызгивая свет по искрящимся сугробам и превращая заиндевевшие деревья в подобие бенгальских огней.

Глава центральной управы тудымской жандармерии Винсент Смайл сидел в плетеном кресле под крышей легкой ажурной беседки. В саду жандармской управы беседка выглядела, пожалуй, чересчур фантазийно, однако эта часть сада не предназначалась для отдыха рядовых служащих.

Термометр за окном кабинета Смайла показывал минус 22 по Реомюру, но моложавого жандарма это ничуть не смущало: в беседке работал погодный амулет − полтысячи империалов, пять лет гарантии − поддерживающий температуру градусов на двадцать пять выше, чем во дворе, поэтому на Смайле был только легкий светлый костюм с искрой и строгая черная сорочка с брошью в виде розы. Начальник управы курил толстую коричневую сигару, пил кофе из миниатюрной чашечки с позолоченным краем и жмурился от удовольствия. На столике перед ним лежала стопка мелованной бумаги, автоматическое перо и фотографический портрет темноволосой аристократки, мечтательно глядящей в окно, за которым уплывал в закат нарисованный галеон − фото явно было сделано в местном ателье.

Смайл сделал глоток кофе, выпустил колечко дыма, и принялся грызть колпачок автопера.

– Хм-м-м… − мычал он, кривясь от мыслительного напряжения. – М-м-м… А если так: «…моя таинственная лира, чьи струны всколыхнули Вы…» А, нет, это уже было. Самоцитирование, понимаешь…

Он зачеркнул несколько строк в верхней части листа и принялся старательно, точно школяр-отличник, выводить на бумаге каллиграфические буквы:

– Ду-ши мо-о-о-о-ей… Мнэ… Соне-е-ет испол… Стоп… Или «припомнил»? Нет, чушь… Ду-у-уши мо-о-о-ей…

Борьба с листом бумаги явно шла нешуточная: Смайл от усердия даже высунул кончик языка. Минут через двадцать ему удалось, наконец, родить несколько строк. Он отложил перо в сторону и взяв в руку исписанный лист прочел вслух:

– «Души моей сонет исполнил
Амур в вечерние часы
Ваш светлый образ мне напомнил…»

– Хм… Напомнил…