Раздался глубокий, заунывный вой, в котором Фигаро без труда опознал фабричный гудок. Вот только звук шел, казалось, прямо из стен кабинета и заключал в себе настолько безапелляционный приказ к действию, что следователь дернулся − его тело отреагировало раньше него самого. Хотелось куда-то бежать и что-то срочно делать, вот только было непонятно, что именно.
Воздух над головой цехового помутнел, сгустился, и на мгновение с Фигаро случилась легкая галлюцинация: следователю показалось, что Другой сидит в потоке быстро сменяющих друг друга ярко-красных цифр, водопадом льющихся с потолка. Затем цеховой вскочил на ноги, отряхнулся, совершенно по-человечески помахал Фигаро пушистой лапкой и… выйдя из мелового круга, провалился в пол.
Следователь выпучил глаза: случившееся было за гранью возможного. Цеховой, спокойно преодолевший барьер, способный удержать Легкого Вампира − это не укладывалось ни в какие рамки. Другому явно помогли; его позвала некая внешняя сила, настолько мощная, что даже Фигаро, прошедший полный курс ментальных тренировок Департамента, отреагировал на ее зов.
Следователь вздрогнул и быстро одернул занавески с окна, впуская в кабинет дневной свет. Его била дрожь и дело было не только в недавнем сеансе связи с Другим существом. Он был уверен: тот, кто снял его защитный барьер − не человек.
– Фигаро! Вот вы где!
Винсент Смайл остановился в узком проходе между библиотечными стеллажами и шутливо поднял над головой несуществующую шляпу, глядя на следователя, копавшегося в огромной куче бумаг кое-как втиснув свой широкий зад в узкое библиотечное креслице.
– Смайл? Здравствуйте. − Следователь сделал какую-то пометку в блокноте, перевернул страницу, помусолил карандаш, черкнул что-то прямо на странице книги и, наконец, соизволил посмотреть на главжандарма. − Вы, однако, не торопились.
– Так вас же хрен найдешь. − Смайл подошел к столу и взял в руки один из лежавших на столе журналов. − Ого! «Линза и Затвор» за прошлый месяц! Фигаро, вы решили заняться фотографией? А это ваше? − он схватил прикрытую картонкой фотомашину, которую следователь аккуратно огородил забором из журнальных подшивок и принялся вертеть ее в руках. − Лютецианский «Флер»? Не самый лучший выбор; морально устарел лет пять назад.
– А… Эхм… Нет, я взял в аренду в ателье. − Следователь смутился. − Там были и другие, но если я случайно разгрохаю эту, то не так накладно… А вы тоже разбираетесь?
– Что значит, «тоже»? − Смайл щелкнул запорной пружиной и откинул в сторону заднюю панель фотомашины. − Сейчас все разбираются: девятнадцатый век на дворе… Черт, Фигаро, вы не могли взять кассеты получше? Это ваши снимки?
– Осторожно, они совсем свежие!
– Да ладно вам, все уже давно высохло… Ну вы даете. Сами снимали?
Фигаро насупился и покраснел как вареный рак, но, все-таки, кивнул. Смайл покачал головой и принялся изучать фотографии.
Их было штук десять: ратуша, мост через реку и какая-то узкая окраинная улочка, причем следователь явно проявлял их не в ателье. Снимки пестрели радужными пятнами от дешевого проявителя, половина была сильно передержана, а на одном из фото прямо на шпиле ратуши красовался четкий отпечаток большого пальца: мечта дактилоскописта. Жандарм хмыкнул.
– Ладно, первый блин комом. Но Фигаро, неужели нельзя было сперва прочесть хотя бы «Азбуку фотохудожника»? Или, черт возьми, просто инструкцию из коробки?!
– Я прочитал. − Следователь сделал несчастное лицо. − Но мало что понял. Вот скажите: почему тут белые дырки?
– Это не дырки, а алхимические блики. На жаргоне − «ожоги». Если вы так любите дешевые проявители, то берите хотя бы «Клатч» − его лучше очищают. И всегда подогревайте смесь до нужной температуры: ее указывают на бутылках.
– А почему все зеленое?
– Потому что такие кассеты нужно проявлять при красной лампе… Вот, тут же написано черным по белому: «ИО(К)-2Т». Искусственное освещение, красная лампа, второй тип. А если стоит «У» то это универсальные: можно вообще на солнце проявлять.
– Молодежь… − вздохнул следователь. − В такие моменты особенно сильно чувствуешь свой возраст… Ну а почему тут вот это… вроде как черный песок?
Смайл вздохнул, достал из кармана портсигар и зажигалку, откопал среди бумажных завалов пепельницу, и, присев на край стола, закурил.
– Тут, вообще-то, нельзя… − начал Фигаро.
– Бросьте, мне можно… И если нельзя, то почему в пепельнице столько окурков?
– Ну-у-у…
– И хватит про свой возраст. Я ненамного моложе вас… Так вот: в некоторых фотокассетах вместо серебра используются заклятья…
– Знаю.