Фигура легкого эпатажа

— Лампа, ты могла бы объяснить аварийщикам, что не лето на дворе, в лифте холодно, задубел совсем. В кабине пингвинов разводить можно! У нас вроде пельмешки есть? А чего вы такие странные, словно вас током ударило? Отвечайте!

Домашние, перебивая друг друга, начали вводить Вовку в курс дела, а я занялась приготовлением пельменей. Наша соседка Лена действительно очень аккуратна, имеет под рукой необходимые запасы и нужные телефоны. Голову на отсечение даю, она и вызвала аварийную «Мослифт». Я два раза ухитрилась забыть про изнывающего в застрявшей кабине Вовку, а у Лены все четко, не женщина — биоробот.

— Надо было сразу к соседке сбегать, — заныла Лиза, — кошечку жалко.

— Куплю тебе другую, — быстро пообещала Катя, — завтра принесу.

— Ага, — обиженно протянула Лизавета, — где же ты ее возьмешь… Лаурка сказала, что фигурную свечку ей аж из Парижа привезли.

— Врет, — убежденно заявила Юля. — Я сама в подобном грешна: приволокла начальнице вазочку и насочиняла, будто это ей сувенир из Америки.

— Разве ты ездила в Штаты? — удивился Вовка.

— Нет, — хихикнула Юля, — но наша мымра абсолютно уверена: если человек не видел живьем статую Свободы, то он неудачник.

— Думаю, живая статуя Свободы — конкретное зрелище, — развеселился Сережка, услышав ее слова. — Ты, Юлька, не испугаешься, если каменная баба на тебя попрет?

— Дурак! — обозлилась Юлечка и сразу стала похожа на Лизу. — Вовсе не это имела в виду!

— А что? — продолжил подтрунивать над женой муж. — Как еще понять твой замечательный пассаж «если человек не видел живьем статую Свободы»? Вот по этой причине у нас в стране бардак — потому что даже журналисты не умеют родной речью пользоваться!

Щеки Юлечки начали медленно розоветь.

— Виктор Николаевич! — вклинилась в беседу Катя, пожелавшая погасить искру начинающегося скандала. — Пойдемте, покажу вам, где одеяло с подушкой брать.

— Он у нас останется? — тут же забыл о Юле Сережка.

— Разве можно выгнать на мороз несчастного, который не имеет документов, не помнит своего адреса и не умеет разговаривать на русском языке? — возмутилась Катя.

— Нет, конечно, — обреченно ответил Сережка. — А как свечку делить станем? Кому она достанется?

— Мне, — хором ответили дети.

Сережка прищурился.

— Ах вы мои хорошие! Знаете, кем вырастает в большой семье эгоист? Калекой! Ему здорово от родни достается за гадкий характер, вот он и становится хромым.

— Сережа, — укоризненно покачала головой Катя, — надо уступать младшим.

— Вовсе нет! — воскликнул наш рекламщик. — Уважения требует старость. Пусть свечку берет Лампа.

Меня охватило глубочайшее негодование. Это что за намеки? Я совсем не в пенсионном возрасте!

— Свечу должен иметь тот, кто больше всех работает, — заявил Вовка, — потому что именно ему, несчастному трудящемуся человеку, необходимо почитать в кровати перед сном.

— Тогда давай ее сюда! — в едином порыве воскликнули Сережка, Юля, Кирюша и Лиза.

— Вообще говоря, я имел в виду себя, — заморгал Вовка.

— Свет надо предоставить гостю, — вспомнила о хорошем воспитании Катя. — Пусть Виктор Николаевич почитает в кровати, он пережил шок.

— У нас есть книги на молдавском? — прищурилась Лиза.

— Нет, откуда бы… — слегка растерянно ответила Катюша.

— А русский он забыл, — радостно напомнила девочка. — А знаете что… Давайте разрежем свечку на кусочки, тогда каждому хватит!

Предложение понравилось. Поделив свечу, домашние наконец-то пошли спать. Я тоже залезла под одеяло, но не успела закрыть глаза, как услышала голос Лизы:

— Лампуша, дай мне сто рублей.

— Зачем? — зевнула я.

— Завтра после уроков зайду в торговый центр у метро и там посмотрю кошечку, — затараторила Лизавета. — Вдруг Юлька права и Лаурка мне про Париж наврала. Хотя Антонова из богатых, она раньше в загородном доме жила, но…

Невидимая рука со всей силы толкнула меня в спину. Антонова… Лаура… загородный дом…

— Лиза!!!

— Чего кричишь? — удивилась девочка. — Прекрасно тебя слышу.

— Почему я раньше никогда не слышала от тебя имя девочки Лауры Антоновой?

— Она новенькая, — охотно пояснила Лизавета, — полгода тому назад в наш класс пришла. Она вообще-то Лариса, но свое имя терпеть не может, просит, чтобы ее Лаурой звали, как бабушку. Мне она сразу не очень понравилась — сильно нос задирала, рассказывала, что она с мамой раньше в шикарном особняке жила, а еще трепалась, будто у нее золотые медали по гимнастике есть, якобы она мастер спорта и победитель каких-то там крупных соревнований. Ясное дело, ей никто не верит.

— Почему? — тихо спросила я.

Лиза засмеялась:

— Она сто кило весит, на физре еле-еле ходит. Какие золотые медали? Цирк! Я с ней из жалости ходить стала, дома у нее бываю. Живут они и правда хорошо. И особняк у них был, Лаурка фотки показывала, и награды имеются, за стеклом стоят.

Сказав последнюю фразу, Лизавета вдруг покраснела и притихла.

Я спустила ноги с кровати, нашарила тапки и спросила у девочки:

— Ты, наверное, чтобы не ударить в грязь лицом, сообщила ей о нашем желании переехать в собственный дом?

— И что? — подбоченилась Лиза. — Ведь не соврала же. Деньги у нас есть, просто участок никак не найдем.