Фигура легкого эпатажа

Вся кровь бросилась мне в голову. Сжав кулаки и не обращая уже внимания на отчаянные вопли Лизы: «Лампа, стой!», я ринулась в школу. В одну секунду взлетела по лестнице, рванула на себя дверь кабинета директора и, ворвавшись в просторную комнату, заорала:

— Немедленно объясните, что у вас тут происходит!

Директор поднял на нежданную гостью холодный взор:

— Вы кто?

— Евлампия Андреевна Романова, тетя Елизаветы Романовой, ученицы, которую вы собрались публично пороть розгами, — громко и четко, словно диктор Игорь Кириллов, ведущий трансляцию парада с Красной площади, ответила я.

Александр Григорьевич встал и, вытянув вперед маленькие руки, воскликнул:

— Хорошо, что пришли! Боюсь, Лиза неправильно поняла…

Пока школьный начальник пытался донести до меня мысль о том, что у Лизаветы в ушах бананы, я молча разглядывала мужчину, если, конечно, этим словом можно назвать существо ростом чуть выше кошки. Больше всего Александр Григорьевич напоминал индюшонка. Крохотный птенец с невероятной важностью выступает на толстых ножках, на жилистой шейке постоянно крутится маленькая голова, потому что индюшонку важно знать, какое впечатление он производит на окружающих. Чаще всего парни, принадлежащие к породе индюшат, рассказывают направо и налево о своих амурных победах и своей огромной роли в истории нашего государства. Иногда они вещают с экрана телевизора и выглядят при этом очень смешно, нелепо пафосно, откровенно по-дурацки. А их речи о неисчислимом количестве дам, упавших к крохотным лапкам индюшонка, вызывают у меня припадки гомерического хохота.

По-моему, если мужчина безостановочно повествует о постельных подвигах, он явно имеет огромные сексуальные проблемы, скорей всего, подобный рассказчик глубокий импотент. Настоящий мужчина никогда не распространяется о любовницах, во-первых, из естественного для рыцаря благородства, а во-вторых, он просто не придает особого значения очередному приключению. Сколько их у него было и сколько еще будет… Мачо уверен в себе! А вот индюшонок весь состоит из комплексов, суетится и подпрыгивает на кривых лапках.

Вот и Александр Григорьевич постоянно надувался, рассказывал о своих невероятных связях в верхах, о том, что директором школы он стал лишь потому, что его об этой услуге попросил лично президент и все вокруг, включая детей, в курсе его амурных приключений. Наш Александр Григорьевич, оказывается, просто Казанова: у него есть жена, стокилограммовая тетя неопределенного возраста, и любовница, похожая на законную супругу как две капли воды. Была бы я мужчиной, постеснялась бы хвастаться наличием у себя двух престарелых нимф-бегемотиц, но Александр Григорьевич не видит нелепости ситуации и громким шепотом способен вещать в коридорах школы такой текст:

— Боже, как я устал! Бабы меня просто измучили, на части рвут. Не могу бросить Леночку, она умрет от любви ко мне, но и не способен разорвать отношения с Катенькой, иначе та выбросится из окна, поняв, что лишилась меня. Полный тупик!

Эх, девоньки, примите мой совет: если вам на жизненном пути попался индюшонок, плюньте ему на круглую лысину, тщательно прикрытую сальными волосами. Ей-богу, лучше жить одной, чем с таким Александром Григорьевичем. Но увы, многие наши бывшие советские, а ныне эмансипированные российские бабы очень боятся остаться в одиночестве, поэтому живут по принципу: «Пусть идиот, да свой». Вот и плодятся у нас индюшата — сами их лелеем, вместо того чтобы взять за шкирку, тряхнуть как следует, поднести к зеркалу и сказать:

«Малыш, глянь на себя и успокойся! Ты, недомерок с непомерными амбициями, или тихо живешь со мной, или вали прочь. Я, красивая девушка, таких, как ты, в базарный день на пятачок пучок куплю».

Глава 21

— Ваша Лиза, — фыркал тем временем Александр Григорьевич, — написала ужасное объявление. Вот, читайте.

— И что страшного? — удивилась я, глянув в листок. — Просто сообщение о рождественском вечере.

— Вот! Именно о рождественском!

— И что?

— Не понимаете?

— Нет, — честно призналась я.

— Боже, — закатил глаза директор, — теперь ясно, откуда ветер дует — из семьи! Значит, озвучиваю текст, состряпанный Елизаветой: «Дорогие друзья, в нашей школе состоится рождественский вечер. Приходите, будет очень весело. Мы нарядим елку, включим гирлянды и устроим небольшой концерт, который завершится совместным распеванием песни про Рождество. Затем будет ужин и дискотека. Желающие закусить и получить подарок должны сдать по двести рублей Елизавете Романовой. Тот, кто не хочет есть и иметь сувенир, может прийти на вечеринку так. Только в столовую, на фуршет, станут пускать лишь по специальному талону и подарок дадут по нему. Проносить с собой еду и напитки нельзя. Форма одежды любая приличная. Приветствуются карнавальные костюмы. Меню: бутерброды с колбасой и сыром, торт, конфеты, вода «кола». Счастливого Рождества!»

— И что? — удивилась я. — Вполне пристойно!

Александр Григорьевич нахмурился:

— Это оскорбление.

— Для кого? — изумилась я.