Фигура легкого эпатажа

— Ну-ну… Свечку я, конечно, не держала, но один раз, довольно давно, Анна еще тут не работала… Год… Нет, точно не припомню, но до перестройки… дело было. Служила у нас одна девица, Марией звали. Так, ничего особенного, на мой взгляд, дурнушка — смуглая, волосы черные, на цыганку похожа… Представляете типаж?

Ощутив сердцебиение, я кивнула.

— Что-то там между ней и Михаилом намечалось, — задумчиво протянула Нина Леонидовна, — хотя шифровались они, словно шпионы. Даже я ничего не заподозрила. Но один раз, совершенно случайно, стала свидетельницей почти интимной сцены…

В тот день Нина Леонидовна, как всегда, ушла с работы ровно в восемнадцать часов. Стояло лето, во дворе НИИ вовсю благоухали кусты жасмина, и Нина Леонидовна, которую дома никто не ждал, села на скамейку, расположенную чуть поодаль от основного здания. Не успела она вдохнуть аромат цветов, как сзади послышался тихий, отлично знакомый голос Михаила Петровича:

— Мы что-нибудь придумаем!

Нина Леонидовна вздрогнула, обернулась и не увидела ничего, кроме яркой зелени и белых лепестков.

— Выхода нет, — прозвучало в ответ нервное сопрано.

— Спокойно, — перебил его Антонов, — выход есть всегда, не плачь.

Тут до Нины Леонидовны дошло, в чем дело. Скамейка, на которой она устроилась подышать свежим воздухом, стояла по одну сторону жасминовых зарослей, а по другую имелась еще одна лавочка. Разросшиеся растения, подобно стене, отгородили их друг от друга. Михаил Петрович с незнакомой спутницей и предположить не могли, что сейчас их разговор подслушивают чужие уши.

Нина Леонидовна замерла, боясь шорохом выдать свое присутствие, а сопрано тем временем простонало:

— Я боюсь.

— Чего?

— Всего.

— Ерунда! Сотни, нет, тысячи женщин прошли через такое.

— Это больно.

— Абсолютно нет, полный наркоз избавляет от ощущений.

— Хорошо тебе говорить!

— Я очень волнуюсь.

— Пока не заметно.

— Просто не демонстрирую нервозность.

— Ты кремень.

— Вовсе нет. Но разве станет лучше, если мы вместе начнем причитать?

— Мне страшно.

— Ерунда, не накручивай себя.

— Ты айсберг.

— Прекрати обвинять меня в черствости.

— В холодности.

— Это одно и то же.

— Моя ответственность больше.

— Я сделал все возможное, нашел врача, заплатил деньги.

— Ты мог предложить иной выход!

— Какой?

Воцарилась тишина. Потом Михаил Петрович по-прежнему спокойно сказал:

— Маша, ты не имеешь никакого права меня упрекать. Я ведь предупреждал тебя: от Анны не уйду никогда. Ты приняла условие, и вдруг нате, получите, истерика. Мы так не договаривались.

Послышался тихий плач, потом женщина выкрикнула:

— Ты чудовище! Без…

— Хочешь поссориться?

— Без души, без умения любить…

— Уж какой есть.

— Боже! Где были мои глаза…

— Хватит, — оборвал собеседницу Антонов, — ты не школьница, замужняя особа!

— Я в разводе.

— Все равно не девочка.

— Мерзавец!

— Тише!

— А если пойду к директору? В партком? А?

— Скатертью дорога, но ничего не добьешься. Лучше не начинай, просто опозоришься.

Раздался шлепок.

— Дура! — взвизгнул Михаил Петрович, потом послышался звук шагов.

Сгорая от любопытства, Нина Леонидовна юркнула в заросли жасмина, присела на корточки, очень осторожно чуть-чуть развела ветви и увидела справа дорожку, по которой быстрым шагом удалялся Антонов, а слева маячила скамейка, на которой, скорчившись, рыдала смуглянка Маша.

Нина Леонидовна мигом поняла, о чем шла речь: Маша переспала с Антоновым и забеременела, Михаил Петрович отправляет пассию на аборт, а девица боится. Очень мило!

На следующий день Нина Леонидовна кинулась в библиотеку, где работала Маша. Дама решила зажать смуглянку в угол и вытрясти из нее признание в незаконной связи, но намерение осуществить не удалось — научную литературу выдавала другая девушка.

— Где Машенька? — заулыбалась Нина.

— Заболела, — ответила библиотекарша.

— Ой, беда, — запричитала ученая дама. — Чем?

— Вроде гриппом, — сообщила коллега Маши.

— Дайте ее телефончик, позвоню, спрошу, может, надо чего, — засюсюкала Нина Леонидовна.

— У меня его нет, — пожала плечами девушка, — спросите в кадрах.

Нина Леонидовна закивала. Через пару деньков она раздобыла все координаты Маши: адрес и телефон. Она напечатала на пишущей машинке записку: «Анна! Я ваш друг, поэтому предупреждаю: приглядывайте за мужем, он завел роман с Машей Ивановой, библиотекаршей из НИИ. Сообщаю вам место ее жительства, сходите и потребуйте объяснений». Листок Нина Леонидовна сунула в конверт, а потом не поленилась съездить на другой конец города и засунуть анонимку в почтовый ящик Антоновых. Вот только возымела ли кляуза действие, «доброжелательница» не узнала. Маша в НИИ не вернулась, уволилась, а Михаил Петрович выглядел обычно. Если Анна и разобралась с мужем, то никаких видимых следов выяснение отношений не оставило. Больше, как Нина Леонидовна ни старалась, ей не удалось поймать мужчину, Михаил Петрович вел себя безупречно. Во всяком случае, на службе он никому явных знаков внимания не оказывал.