Фигура Речи

Она стояла молча, слегка покачиваясь в его объятиях, тихий Полуночный танец, подумала она. — Отверстие для воздуха. — Она покачала головой. — Яичный рулетик. — Она сжала руку в кулак, ее разочарование понятно, но Джим не мог сделать ничего для нее. Он знал, что она собиралась сказать, но она должна была сделать это сама. — Бензин. — Она закричала от отчаяния. — Патруль!

Он кивнул. — Твоя семья занимается этим уже, но если это заставит тебя чувствовать себя лучше, мы можем спросить Франсуа и Барни, что можно сделать, чтобы все было лучше.

— Конек этого, — всхлипнула она.

— Шшш. — Он покачал ее снова, поглаживая ее волосы. Он уже думал, когда все станет слишком много, когда давление ее расстройство и людей, пытающихся навредить им попытается сломать ее. И хотя все, что он мог сделать для нее это держать ее, часть его была рада, что она чувствовала себя достаточно комфортно, рядом с ним, чтобы позволить себе плакать.

Это убивало его, как сильно она была разбита, когда она, наконец, сдалась. Она рыдала до тех пор, пока ее дыхание не стало неровным и ее колени не подогнулись. Он поднял ее на руки, устраивая ее в постели, Хлоя неуклюже набросилась на него. Ее руки были так туго обмотаны вокруг его шеи, он боялся, что будут синяки, и его футболка была тщательно пропитана ее слезами.

Он лежал там, его руки медленно гладили, ноги онемели, а его пара кричала в своей боли. Когда рыдания, наконец, замедлились до икание и вдохов, он расслабился, пока они цеплялись друг за друга так сильно. — Вещи могут поправиться, Хлоя.

— Пфф.

Он усмехнулся. — Это просто фигура речи, милая.

Она приподнялась, ее глаза красные, нос и щеки пошли пятнами. — Один рев одновременно?

— Что-то вроде этого. — Он осторожно повернул их, пока они оба не легли на бок. — Хлоя?

— Хм? — Она прижалась к его груди, заправляя ее колено между его ног.

— Я рад.

— Что я размазала сопли по твоей футболке?

— Нет. — Он моргнул. — Подожди. Что?

Она вздрогнула через очередное всхлипывание. Казалось, что она была одним из тех людей, кто действительно не перестает плакать, когда начинает. Неудивительно, что она не позволяла себе по-настоящему сделать этого раньше. Это был сильный плач, что оставлял тебя с болью в горле и глазами даже после того, как ты поспишь.

Если бы она плакала так на глазах у ее семьи они никогда бы не позволили ей жить в одиночестве, независимо от того, что она или врачи ей сказали.

Поэтому Джим сделал единственное, что мог придумать. Он глубоко вздохнул. — Это моя любимая футболка.

Она вытерла неэффективно его грудь.

Джим схватил ее блуждающие руки. — Стоп. — Он поцеловал ее костяшки. — Можно утрамбовать слизь на моей груди позже. Ладно?

Она хихикнула и вздрогнула одновременно. У нее перехватило дыхание от нытья и она чуть не заплакала снова.

— Эй. Ты должна отпустить что-то еще? — Она покачала головой и приложила кулак ко рту. — Я не против, и я никуда не уйду. Независимо от того, сколько соплей ты выльешь на меня.

Она снова рассмеялась. — Ты ч-ужасный!

— Нет, вот что ты сделала с моей футболкой-это ужасно. — Он гладил ее по волосам, надеясь, что она поняла что именно он пытался сделать. Это может быть неправильно, но он верил всем сердцем, что у нее был эмоциональный шторм. Теперь ей нужно солнце, чтобы исцелиться. — Это Винтаж.

— Просто потому, что ты постирал ее с хлоркой, не делает ее Винтажной.

Он спрятал улыбку в ее макушке. Ее комментарий говорил, что она возвращается к нормальной жизни. Это срабатывало. — Делает.

Она вздохнула, и на этот раз ее дыхание было немного стабильнее.

Они лежали тихо, Хлоя изредка вздрагивала с еще одним вздохом, пока он держал ее. Когда он уже подумал, что она заснула, он услышал, как она прошептала его имя. — Да?

— Что ты собирался сказать?

Он заморгал глазами, сам на грани сна. — Ох. Люблю насколько ты сильная, но даже больше люблю, что ты можешь позволить себе погоревать со мной.

Она застыла, когда он сказал слово на Л. — Ты сильно хочешь этого?

— Ага.

Она расслабилась еще раз. — Я засуну тебе тоже.

Он рассмеялся, когда она застонала. — Все в порядке, лисенок.

— Нет, это сопли.

Он рассмеялся даже сильнее, почти вдвое, когда она начал колотить его грудь.

— Бас-отверстие.

— Даже если ты не говоришь это прямо, я понимаю, Хлоя. — Он поцеловал ее в лоб. — Это просто фигура речи, в конце концов.

— Хм. — Она положила голову на его грудь снова. — Слова важны.

— Они важны, — согласился он, его смех стих. — А действия тем более. Поверь мне, я испытал это на своей шкуре. — Он гладил ее по волосам, действие успокаивало их обоих. — Кроме того, я понимаю, что ты говоришь, и что ты не говоришь.

— Да?

Задумчивость в ее голосе убивало его. — Да.

— Ты знаешь, я люблю тебя, верно?

— Я сейчас (знаю), — она крякнула.

Он ничего не мог поделать. Он снова засмеялся. — И ты любишь меня.

Она ущипнула его бок. — Нет.

— Любишь.

— Нет.

— Лжец, лжец, штанишке в огне, — он шмыгнул носом.

Хлоя хихикнула. — Не путай слова. Это моя Боб (работа).