Фигурек

— Ммм… Я так и не понял, почему они оставили меня в живых… не ликвидировали…

— Возможны два ответа. То ли из-за какой-то ошибки в их досье, хотя, мой мальчик, такое случается крайне редко, ибо они старательно всем руководят и тщательно все проверяют, то ли у тебя в семье есть предшественники-рокбренисты, о которых тебе ничего не известно. На мой взгляд, второй вариант больше похож на правду. Вот уж когда Фигурек не ошибается — это когда надо убрать чужака.

— Предшественники-рокбренисты, и я о них понятия не имею? Ничего подобного быть не может, сразу видно, что вы не знаете моих родителей, мою семью…

— Мой мальчик, это такой же атавизм, как лысина или, там, экзема, вполне вероятен перескок через поколение. Возможно, какие-то твои предки были в деле, но предпочли по неясной для нас причине прервать цепочку и не передавать ее сыновьям. Случаются же у людей подобные переломы в сознании… Кто-то внезапно решил отказаться от всех своих привилегий и жить как простой смертный, ну, или рокбренизм для него вдруг стал ярмом покруче любого другого ярма. Все об этом давно забыли. А потом — ррраз! — в один прекрасный день ты случайно это обнаруживаешь: ручей, который долго тек под камнями, вдруг взял да и пробился на поверхность.

— Ммм… Может быть… А вы-то как себя чувствуете? Для вас ярмо не слишком тяжелое?

— Конечно, день на день не приходится, но ведь я мог бы пасть куда ниже. Кстати, благодаря твоей истории улаживаются и мои дела: если бы ты не стал клиентом, для меня бы это обернулось вечной каторгой, остался бы прикованным к монитору до семидесяти лет! Неслыханно повезло! Нам с тобой следовало бы поблагодарить твоих прапрадедушек и прапрабабушек… Я тут подумал о твоих предках, и мне кажется, они были на очень высоких постах в братстве, если мы не только смогли уцелеть, но и продолжаем встречаться как ни в чем не бывало… В обычном случае меня точно перевели бы куда-нибудь в глубинку… Ой, до чего же интересно было бы посмотреть на твое генеалогическое древо!.. Ну да ладно, не будем стараться узнать слишком много, я возвращаюсь в супермаркеты, но, по крайней мере, теперь, если взять относительно…

— Ш-ш-ш-шшшш!

Стоящая перед нами женщина оборачивается и делает нам знак замолчать. Женщина довольно невзрачна на вид и, судя по всему, никакого горя не испытывает. Готов держать пари, что покойника при жизни она вообще в глаза не видела, что он этой блюстительнице порядка никто. Если бы она переживала по-настоящему, ей было бы наплевать на болтунов позади, она бы их и не слышала. Нет, похороны и впрямь превращаются в черт знает что такое.

Я и так чувствую себя несколько не в своей тарелке из-за того, что пригласил Бувье на Шарля Левека. Ну очень, очень посредственное зрелище… Конечно, я тут ни при чем, но всегда неприятно быть инициатором неудачного похода, в таких случаях ощущаешь себя странно причастным к организации злополучной церемонии.

Никто не плачет, никто не стонет, никто даже и не всхлипнул ни разу: Шарль Левек наверняка был законченным кретином. Похороны кретинов всегда заканчиваются провалом — за исключением тех, на которых звучит «Puisque tu pars».

Тем не менее народу собралось много, а от бесслезного народа в таком случае дико несет Фигуреком.

Единственное, что тут оригинально: чуть-чуть юмористическая эпитафия: «Подтверждаю: после нет ничего».

38

— Ну и что дальше?

— Работа идет… Начнем репетировать, как только подберем всех актеров.

— А ты не мог бы взять меня на какую-нибудь маленькую рольку? Я бы классно сыграл такого скромного, робкого героя, который всех подряд спасает во время пожара!

Из бутылки шампанского с громким хлопком вылетает пробка, и это подобие взрыва звучит в унисон с раскатами его смеха. Клер вроде бы тоже счастлива за меня. Она легонько поглаживает меня по плечу и смотрит в глаза: видно, что по-настоящему взволнована. Взгляд ее говорит: «Я-то знала, что тебя ждет успех!» Но мой взгляд ей не отвечает: «Ничего ты не знаешь!»

Почему именно так все получилось? Почему Таня приходит к моим родителям, а не сюда? Ну конечно же главная причина — деньги. У меня не хватает средств нанять Таню на целый день, я даже не знаю пока, каким образом расплачусь за регулярные обеды со своей семьей. Всякому овощу свое время. Но совершенно ясно, что это не единственная причина. Дело еще и в приоритетах, которые распределились вполне естественно: мои родственники уже совсем отчаялись и рады меня видеть хоть с чертом в юбке, лишь бы черт был женского пола и мог рассчитывать пусть даже на минимальное социальное обеспечение, тогда как Клер и Жюльен рассчитывают в основном на мои творческие достижения. Нет-нет, я вовсе не хочу этим сказать, что моим ближайшим друзьям безразличен аскетизм, навязанный мною своему либидо.

Я решил скрывать Таню от Клер и Жюльена по причинам чисто практическим, не хотелось запутаться во лжи, а это обязательно бы случилось: я не более чем обманно-прекрасный драматург, но зато и вправду плохой актер.