Фигурек

Чуть ниже по улице замечаю другого фигуранта, он, собирая подаяние, поет «Like a Rolling Stone» Боба Дилана[46], сам себе аккомпанируя на гитаре, сплошь украшенной наклейками «Долой ядерную энергию!», «Нет войне!», «Не дадимся СПИДу!» и «Прекратите истязать детей!». Ну просто очень неприятное зрелище!

Неприятное для Фигурека. Если не знаешь, куда девать фаната Боба Дилана, лучше не ставить его на всеобщее обозрение — или уж помещать среди учителей-манифестантов, чтобы его заглушили слоганы с призывами остановить размножение вшей.

75

Мать открывает мне дверь — и в этот самый момент я понимаю, что подарка-то у меня нет. Вылетело из головы. Напрочь. Начинаю оправдываться, одновременно ее целуя: понимаешь, я вот подарок-то забыл дома, мозги, должно быть, совсем уже набекрень, пьеса забирает все силы, Танина нога никак не желает выздороветь, — ну, ничего, я обязательно принесу в следующий раз, надеюсь, вам это понравится… Мама удивляется моей бороде, и мне нужно несколько секунд, чтобы понять, о чем речь, и вспомнить: три дня не брился.

— Ну да, это Таня захотела, говорит, что трехдневная щетина мне очень идет.

В столовой брат разливает аперитивы. Увидев меня, он с наигранным испугом восклицает: «Ах-ах! В дом забрался клошар!» Анна меня целует и желает веселого Рождества, но, целуя и желая, ненароком касается меня грудью, и я чувствую, что начинается эрекция — я вообще легко возбуждаюсь на следующий день после попойки, скорее всего, в каком-нибудь медицинском учебнике можно найти этому объяснение.

— Эй, Буковски! Чего тебе налить-то?

Моя печень подсказывает: большой фужер минералки с газом, пожалуйста…

Я говорю:

— Джин с тоником, пожалуйста.

Потолок украшен гирляндами, и с люстрой в центре они образуют огромную блестящую паутину. В углу — неизбежная елка, под ней — с десяток подарков разного размера, и, надо думать, по крайней мере, один из них предназначен мне. Вот только я всегда немного опасаюсь родительских подарков, потому что подарок — вполне достоверное свидетельство того, как даритель себе тебя представляет. Мне бы, в общем, не хотелось знать, как окружающие меня себе представляют, но в Рождество этого не избежишь. Подарок-проверка. И пристальный взгляд: ну, покажи, угодил ли я в яблочко. И твоя неискренняя радость, когда обнаруживаешь, что и на этот раз — в молоко. И все углубляющаяся год от года пропасть между тем, кто ты есть, и тем, кем тебя считают — тем, каким тебя хотят видеть.

Тут я задумываюсь о подарке, который должен сделать брату. А что можно подарить человеку, у которого и так уже все есть?

Разве что полный мешок убожества, фальшивых нот, вступаний в собачье дерьмо, неловких молчаний, сюда же еще слабоволие, мягкотелость, лицемерие, гноящиеся прыщи… Кроме перечисленного, не знаю, чего еще недостает моему братцу — и к тому же я особенно не потратился бы, такого товара у меня самого всегда в избытке.

Что касается Анны, вполне подошла бы новая поза — например, страдающий астигматизмом скрипач на банкомате в сберкассе. Ну и все, дело сделано — опять встает…

Обед прошел замечательно, мне удалось позабыть о своих заботах примерно на час. За час я почти сумел вернуться к простодушию рождественских праздников моего детства. И вот уже сам удивляюсь, ловя себя на том, что от души веселюсь, когда кто-то шутит. Надо сказать, и чуточка вина, прибавленная к остаткам вчерашнего, сыграла свою роль. Распалился не только мой брат — это привычно, нет, все, казалось, не уступают ему в веселье, и даже папа рискует выступить с пародиями на персонажей из суперсвежих новостей — таких, как Жорж Марше[47] или Жан Леканюэ[48].

Приходит время сент-оноре с меренгами и раздачи слонов. На меня опять наваливается тоска — легкая, но все же тоска. Традиция — точнее, наша семейная традиция — предписывает начинать с самых старших, потому отцу подарки достаются первому. Новая удочка, сачок для рыбной ловли и громадная пластмассовая рыбина — шуточный подарок брата. Это тоже наша традиция: кто-то обязательно позаботится о том, чтобы среди серьезных, «настоящих» подарков оказалась какая-нибудь глупость — для смеха, для утепления атмосферы. Значит, в этом году глупостью стала громадная рыба. Брат говорит отцу: «Не хнычь: она куда более настоящая, чем те, которых ты сам из воды вытаскиваешь!» — и все довольно громко хохочут. (Скажу мимоходом: счастье, что отец увлекся рыбной ловлей, — мы можем еще много лет не проявлять ни малейшей выдумки, делая ему подарки.)