– Да, – согласился Николаев. – Но ничего нового она не сделала. За счет того, что Мишин детализировал каждый элемент, он дал Каролине «мозговой» фундамент – ментальную уверенность, которая появляется, когда спортсмен до мельчайших винтиков понимает все, что происходит, может предвидеть сбой. Костнер не нуждается в том, чтобы ею управляли. Она работает много, и работает «с головой». Образно говоря, Костнер – это спортсменка, которой нужно ставить задачу не забить мяч в ворота, а забить его под левую перекладину, стоя в дальнем углу штрафной площадки. Так что к Мишину она пришла, скорее всего, не потому, что он – великий тренер, а потому, что ее прежний наставник Михаэль Хут перестал двигаться вперед. Исчерпал на каком-то этапе способность находить для Каролины задания, которые ей нужны. Я как-то был свидетелем сцены, как Сергей Четверухин начинал отрабатывать у Жука восьмерку назад с петлями. Стас опоздал на тренировку и, когда появился, тут же спросил ученика: «Что отрабатываешь?» И когда услышал про восьмерку назад с петлями, выгнал Сергея с тренировки. Потому что этот элемент имеет такое количество деталей, что работа может идти только над чем-то строго конкретным. И очень важно, когда спортсмен умеет свою работу детализировать.
В том разговоре с тренером я заметила: «Знаю, что вам всегда была не слишком близка философия победы любой ценой». И услышала в ответ:
– Это действительно философский вопрос, применительно к спорту. Есть тренеры, которые стараются сберечь спортсмена как можно дольше, есть такие, кто стремится достичь успеха как можно быстрее и действительно использует для этого все методы. Взять Станислава Жука: у него, образно говоря, имелась амбразура, над которой было написано: «Чемпионы мира и Олимпийских игр». На эту амбразуру он бросал всех своих учеников, и ему по большому счету было неважно, упадут вниз живые люди или их останки. Успех «выживших» сопровождало невероятное количество травм, а многие талантливые спортсмены из-за этого и вовсе не состоялись. Сергей Четверухин – ярчайший пример. В этом смысле философия Жука и философия Игоря Москвина всегда были диаметрально противоположны. Стас был классным тренером, очень хорошо ко мне относился, довольно много помогал, но москвинское отношение к спорту и людям, которые себя ему посвящают, всегда было для меня гораздо ближе, чем принципы Анатолия Тарасова в хоккее или Жука – в фигурном катании. И травм у Москвина всегда было намного меньше. В нашей со Змиевской группе травм тоже было не так много, хотя прыгали спортсмены очень интенсивно – снижали количество прыжков только перед соревнованиями. Просто уровень физической подготовки был у наших спортсменов на высочайшем уровне. Помню, к нам приехал один 18-летний спортсмен, провел вместе со Славой Загороднюком разминку в зале и в ужасе спросил после: «Если это – разминка, то что тогда у вас называется тренировкой?»
Тут есть определенный парадокс, – продолжал объяснять Николаев. – Чем выше человек поднимается, тем меньше у него остается времени на то, чтобы заниматься собой, готовить тело к работе. У нас это тоже было: все, допустим, уже вовсю работали на летних сборах, а Витя Петренко катался в «Туре Коллинза» и присоединялся к группе только в июле. В отношении маленьких детей получается другая история: они растут, вытягиваются, мышечная масса становится в процентном отношении меньше, спортсмен же продолжает тренироваться, не снижая нагрузок. И получается, что, чем больше он умеет, тем больше подвержен опасности. В целом большое количество прыжков всегда приводит к тому, что организм изнашивается раньше времени, исчерпывает свой ресурс. При таком подходе всегда бывает много травм. Травма в фигурном катании всегда где-то рядом, хотя совсем тяжелые случаются не так часто. Я как-то читал медицинскую статистику по этому вопросу, так наш вид спорта стоял на третьем месте – после горных лыж и спортивной гимнастики. Остальные виды спорта были далеко позади. Уж насколько блистательный фигурист Юдзуру Ханю, но даже ему не удалось не травмироваться…
Когда Медведева уехала в Канаду к Брайану Орсеру, разорвав все отношения с Тутберидзе, я спросила Николаева, верит ли он, что Женя сумеет вернуться на свой прежний уровень. И каково это вообще – заниматься реанимацией спортсмена после столь грандиозного успеха и последующего провала? – Ведь была же история Баюл, которую как раз Николаеву пришлось буквально возвращать к жизни – вытаскивать ее из эмоциональной и физической пропасти, в которую спортсменка рухнула после Игр в Лиллехаммере.