Отец Адама — отец Томми — принялся измерять комнату шагами. Я наблюдала за ним, чувствуя себя так, словно наблюдаю за самой собой. Я смотрела на Адама, гадая о том, было ли во мне что-то от него. Но теперь я знала.
Это был не Адам.
Это никогда не был Адам.
— Должно быть, Адам знал, что Томми с кем-то встречался, — чуть громче произнёс Кейс. — И каким-то образом он узнал о тебе.
Обо мне. В моём мозгу осколки сложились в единое целое. Всё это время Адам смотрел на меня так, словно я напоминаю ему о ком-то — я считала, что напоминаю ему об Айви.
Но что, если я ошибалась?
Что, если когда он кричал на меня, когда говорил, что семья не сбегает в сложные времена — что, если в эти моменты я напоминала ему его брата?
Я была в этом мастером.
А теперь — теперь я никогда не смогу узнать своего отца. Я никогда его не встречу, никогда не узнаю, видел бы он во мне свои черты, хотел бы он меня.
Любил бы он меня.
Я не могла здесь оставаться. Я зашагала к двери, понятия не имея о том, что буду делать, когда выйду из этого дома. Я рискнула и проиграла, а теперь я действительно стану сиротой. Томми был мертв, а Айви…
Я пыталась.
— Задержитесь, юная леди, — рявкнул Кейс, когда моя рука опустилась на дверную ручку.
— Почему? — спросила я, оборачиваясь. Мои эмоции застыли между скорбью и притаившейся злостью. — Если бы моим отцом был Адам, я могла бы что-то вам предложить. Но мой отец мёртв. Мертвецы не выигрывают выборы.
Всем плевать на то, что у мертвого мужчины есть внебрачный ребенок.
Всего раз в жизни я хотела кого-то спасти.
— Не важно, что тебе наговорили Айви и мой сын, — Кейс пересёк комнату и остановился рядом со мной, — я недостаточно бессердечный, чтобы отослать свою единственную внучку.
Моё сердце сжалось.
— Вы это сделаете? — боясь надеяться на положительный ответ, спросила я. — Вы организуете помилование?
Уильям Кейс — мой дед по отцовской линии — коснулся моего подбородка. Он склонил моё лицо к своему.
— Зависит от того, — сказал он, — сделаешь ли ты то, о чём я попрошу.
ГЛАВА 63
По возвращению в номер Вивви я рассказала остальным заключенной мной сделке и принялась ждать. Наконец, Ашеру пришло сообщение от сестры. Не произнеся ни слова, он включил новости.
На телевидение симпатичная азиатская журналистка глядела прямо в камеру. Её волосы развивались на ветру.
— Повторяю, я нахожусь у Монумента Вашингтона, который окружает ударная группа. Насколько мы знаем, здесь удерживают заложника, — камеру перевели на оцепление, за которым собрались две дюжины вооруженных до зубов людей.
— Айви, — прошептала я. Она должна быть в порядке. Должна.
Я не могла оторвать глаз от вооруженных людей на экране.
Генри сел рядом со мной.
— Рискну предположить, что Костас решил сделать так, чтобы президенту было сложнее игнорировать его требования, — сказал он.
Айви обещала Костасу, что расскажет ему, как именно разобраться с этой ситуацией. Я гадала о том, было ли привлечение прессы её идеей.
Она не имеет права снова меня оставить.
Журналистка продолжила сообщать нам информацию. Монумент Вашингтона был закрыт для ремонтных работ. Никто не знал, сколько внутри людей, но там была бомба.
Бомба на груди Айви.
Я взглянула на часы на стене, словно они могли подсказать мне, когда состоится сделка, которую я заключила с Кейсом. Даже человеку, управлявшему событиями, нужно было время на то, чтобы помилование губернатора появилось из ниоткуда.
Время, которого могло не быть у Айви.
— Нам не обязательно это смотреть, — Вивви потянулась за пультом. Я отодвинула его.
— Нет, — просто сказала я, — обязательно.
Мы четверо сидели рядом, не сводя глаз с экрана. Вивви взяла меня за руку. К моему удивлению, то же самое сделал и Генри.
Я вцепилась в них — словно человек, висящий на краю небоскреба; словно утопающий, тянущийся к руке, которая может вытащить его на берег.