,
Мне стало не по себе. Что значит я не первая? Не выдержала, написала.
,
Глава 24.
После таких комментариев в университет на следующий день идти не хотелось. Но неугомонная Катька приехала за мной.
— Не дрейфь, подруга, прорвемся. Да и ребята же поддерживают тебя. Уверена не только с нашей группы. Никитин всех достал.
Синяк на щеке удалось замазать тоналкой, а на руках спрятать под рукавами кофты.
И хотя была мощная поддержка, в университет я входила с бешено бьющимся сердцем. Но волновалась я зря. Конечно на меня смотрели, но негатива я не чувствовала. Так только несколько человек посмотрели на меня с плохо скрываемым злорадством. Одной из таких была Лера. Она явно хотела что-то сказать, но Катя не дала ей это сделать. Посмотрела на нее злобно и увела меня в аудиторию. Одногруппники тоже молчали, понимая, что мне и так плохо.
А мне плохо. И не из-за Никитина. Просто Дани не было. Он так и не появился и все пары прошли для меня как в тумане.
Добила меня наш куратор Софья Анатольевна. После пары я услышала краем уха, как она сказала нашей старосте Лиде Анисимовой.
— Кстати, отметь у себя в журнале, что Даниил Комаров больше у нас не учится. Перевелся он.
Я застыла. В ушах шумит, в голове гудит. Руки трясутся. Колени подкашиваются.
И я забыла, как дышать.
Кто-то тянет меня за руку, и я немного прихожу в себя, а потом выныриваю на поверхность того моря паники, в котором тонула последние мгновения.
— Зубова, с тобой все в порядке? — спрашивает меня Лида.
— Что? — хриплю я.
— Плохо тебе, спрашиваю?
И я смотрю в ее глаза, и совершенно точно понимаю, что да, черт возьми, мне плохо. Я даже больше скажу — мне хреново настолько, что хочется сдохнуть! Прямо сейчас!!!
— Нормально, — выдавливаю из себя из последних сил. — Комаров правда перевелся?
Лида сочувственно кивнула и я поняла, что это всё… Конец!
— Что же у вас произошло? — спросила Лида. — Мы все так рады были, что вы перестали ругаться и сошлись, а теперь…
— Просто я дура… — выдавливаю из себя из последних сил, киваю и покидаю стены аудитории, а потом и университета.
Вылетаю на улицу в наполовину расстёгнутом пуховике и снова замираю в полнейшем оцепенении. Провожу невидящим взглядом по сторонам, а потом накрываю правой ладонью в том месте, где за ребрами беснуется сердце.
Ему больно.
И страшно…
И где-то здесь меня окончательно накрывает ужасом происходящего. Я кое-как, непослушными пальцами нахлобучиваю на себя шапку и застегиваю куртку, а дальше, не разбирая дороги, иду прямо вперед. А в голове только и гремит набатом:,
Он поставил точку? Устал ждать и добиваться меня? Или что?
И не будет больше черных глаз.
Не будет букетов с тюльпанами.
Не будет его сногсшибательного (да, черт возьми, он именно такой!) аромата.
Не будет ничего.
Не будет Дани.
И прорвало плотину. Слезы хлынули, а из горла вырвался громкий, протестующий крик. И я ревела навзрыд, прижимая ладони к вопящему от боли и страха сердцу, умоляла его успокоиться, увещевала и обещала, что все наладится.
Да только сердце не слушало меня.
Оно знало, что я нагло вру!
— Настя? Что случилось? Ну что?
У меня галлюцинации на фоне стресса? Почему я вижу сквозь слезы обеспокоенное лицо Дани? Все, я сошла с ума?