Не знаю, сколько проходит времени – минуты или часы? С трудом разлепляю глаза и тотчас зажмуриваюсь от направленного в глаза яркого света. Где я? Шевелю пальцами ног, чувствуя чудовищную боль, пронизывающую тело. И мне до сих пор холодно… Зябко снаружи, а в душе воет злой ветер…
– Полина Романовна, вы меня слышите? – надо мной склоняется голова мужчины. – Я Журавко… Степан Андреевич меня зовут.
– А… Где мой муж? И где я? Ой… – морщусь от боли в конечностях. – Что вы здесь делаете?
– Он здесь по моей просьбе, – гремит голос Кирилла.
Темная тень в углу палаты движется, обретая форму… Наконец, я вижу его – высокого, сгорбленного, напряженного, как камень мужчину.
– Где Родион? Операция началась? И что в палате делаю я? И что здесь делаете вы? Кто вас пустил? Ой… Как же больно…
– О! Очнулась наша болящая? – в палату входит женщина в голубой больничной пижаме. – Полина, у вас сильное переохлаждение и обморожение нижних конечностей. Пальчики болят?
– Да. Почему вы впустили в палату двух посторонних мужчин? – возмущаюсь, натягивая плед. – Я ведь… Я…
– Вы потеряли сознание. Метались и стонали, пока я пыталась установить вам капельницу. Я госпитализирую вас.
Кажется, ее направленный на меня взгляд режет, как острая бритва. Обжигает нутро холодом недоверия или брезгливости. Неужели, Кирилл успел что-то ей наговорить? И почему здесь Журавко?
– Где мой муж? Операция началась? – лепечу я, переводя взгляд с женщины на Кирилла.
– Операция еще идет, – чеканит женщина. – Но вам к нему нельзя.
– Почему это нельзя? Я его жена и…
– Подозреваемая, – заканчивает реплику Журавко. – На жизнь Родиона Богородицкого покушались, Полина Романовна. У нас есть все основания полагать, что это вы.
– Вы в своем уме? Я покушалась на Родиона?! Хотела ему смерти и села в машину вместе с ним? Вам не кажется это абсурдным, товарищ Журавко?
– Не кажется, – мнется он. – Ирина Алексеевна, оставите нас? – переводит он взгляд на врача.
– Конечно. Если что-то понадобится, зовите.
– Я требую, чтобы меня пустили к мужу! Я переживаю за Родиона! И я ничего не делала… – глаза застилают предательские слезы, а подбородок дрожит.
– Вы звонили Ларисе, Полина Романовна, – вздыхает Журавко, небрежно присаживаясь на табурет возле моей койки. – Разговаривали с Ларисой на банкете. Она позвонила Родиону, а потом погибла от отравления сильнодействующим ядом.
– А какое отношение ко всему этому имею я? Вы ошибаетесь, Степан. Я не звонила Ларисе. У меня даже нет ее номера телефона. Это какая-то ошибка. И я говорила с ней, когда Родион был рядом. Кирилл может подтвердить! Кирилл, скажите ему…
Поднимаю взгляд, встречаясь с ледяной стеной неприятия. Если бы взгляд младшего Богородицкого мог замораживать, я бы уже превратилась в груду льда. Он специально привел следователя. И он пользуется моими беззащитностью и слабостью.
«– Соберись, Поля. Соберись! Нельзя киснуть и позволять кому попало манипулировать тобой», – из глубин подсознания прорывается внутренний голос. Он крепчает, обретая силу и уверенность. Приосаниваюсь и металлическим голосом произношу:
– Степан, мы можем поговорить наедине? И… У меня есть право на адвоката?
– Ты избавилась от моего отца, стерва! И ты чуть не убила моего брата! Все я видел… Как вы перешептывались с Ларисой и как ты рылась в сумочке. Искала яд? Зачем Лариса звонила Родиону? И зачем ты избавилась от нее? Вы не поделили Артеменко? Он был видным мужиком и…
– А вам откуда это известно? Каким он был… Вы разве были знакомы с Артеменко, Кирилл Максимович? Я прошу, чтобы вы ушли! Если мою вину докажут, я пойду под суд. А сейчас я хочу дать показания.
Не знаю, как у меня получается так играть. Снаружи я кажусь уверенной в себе, циничной стервой, а внутри дрожу, как заяц.
– Я проведу допрос подозреваемой, – неуверенно бормочет Журавко.
– А я найму охрану для брата, – цедит Кирилл, направляясь к двери. – Кто знает, что этой сумасшедшей взбредет в голову? Она может попытаться снова…
А он? Если ко всему причастен Кирилл, то Родион в опасности… Его нельзя подпускать к моему мужу!
Кирилл громко хлопает дверью. Как только его шаги в коридоре стихают, я подаюсь вперед и тараторю, захлёбываясь словами:
– Пожалуйста, поверьте мне, Степан. Мы с Родионом занимались частным расследованием убийства Николая Артеменко. С меня сняли обвинения по этому делу. Следствие доказало, что смертельный удар Артеменко нанес высокий мужчина. Я не убивала его и у меня нет причин избавляться от Ларисы. А уж тем более от своего мужа. Мы молодожены и…
– Полина, вы обманываете меня. Вы все-таки звонили Ларисе, я проверил входящие вызовы на ее телефоне, – разочарованно тянет Журавко.
– Этого не может быть. Клянусь чем угодно, я… Черт, я оставляла смартфон на столе во время празднования. Уходила в туалет, – неожиданно вспоминаю я. – Да и зачем мне звонить Ларисе, если мы общались лично? Только Кирилл все вам врет – ничего такого я не говорила и не спрашивала. Мы не подруги и общих интересов не имеем. Зачем мне ее убивать?