Я вернулась в номер, решив во всем положиться на Антона, уж он, надеюсь, знал, что делает. Достала из сумки вещи, облачилась в светлые брюки и кофточку, позвонила на ресепшн и на своем примитивном английском спросила не подъехало ли такси. Как все устаканится уделю внимание изучению языка. На фоне Артема и Антона мой разговорный был весьма скуден. Обнадеживало, что и Юля знала язык слабо — это я прочитала в досье. Только вот… чем дальше заходило все это вранье, тем сильнее мне хотелось признаться Артему, что я не Юля. Но я бы никогда так не поступила ни с Артемом, ни с Антоном, потому что эта тайна принадлежала не мне. Пусть я имела к этому всему прямое отношение и принимала непосредственное участие, но мне духу не хватит признаться в подобной лжи.
Я не замечала толком ничего вокруг: ни красивых зданий, ни людей на улице, ни потрясающего вида из окна машины, ничего. Так сильно мечтала увидеть Марину и сказать ей слова поддержки, сказать, что несмотря ни на что люблю ее. Возможно, после как увижу ее смогу вздохнуть полной грудью, но не сейчас.
В больнице я обратилась в регистратуру и протянула молодой женщине листок. Его выдал мне Антон и сказал, что проблем при посещении сестры у меня не возникнет, а эта бумажка компенсирует мое плохое знание языка и мне не потребуется ничего объяснять. Девушка кивнула, улыбнулась приятной улыбкой и взяла в руки телефон, а через десять минут я уже шла в сопровождении медсестры по светлому коридору, чувствуя, как от волнения покалывают кончики пальцев на руках, а сердце сжимается с такой болью, что невозможо сделать вздох.
Медсестра открыла мне дверь в палату, я сделала шаг и замерла на месте. Я предполагала увидеть ужасную картину, но Марина была в сознании, она медленно повернула голову в нашу сторону, заметив нас с медсестрой. Я успела заметить, что палата, в которой она находилась была чистая, светлая и просторная. И все это было у сестры благодаря Антону и его возможностям…
— Нина!? — на ее глазах выступили слезы. Лицо Марины было все в ссадинах и синяках, тело перебинтовано, а издалека она чем-то походила на мумию. — Неужели это правда ты? Как я рада тебя видеть! — дрожал ее голос.
Медсестра вышла из палаты и закрыла за собой дверь. Я рассматривала Марину и боялась к ней приближаться. Столько всего повидала за свою жизнь: видела куда хуже картинки, но невозможно было спокойно смотреть в эту минуту на муки родного человека. Весь профессионализм и знания сразу же отошли на второй, а то и третий план. Я понимала теперь почему хирургам было запрещено оперировать своих ближайших родственников… Мне еще никогда не было так страшно и больно со смерти родителей. Я бы не смогла пережить смерть сестры. Это бы сломало меня, разрушило морально и я уже никогда не смогла после этого называть себя счастливым и полноценным человеком.
— Мне кажется, это возмездие… — слабым голосом произнесла она. — Я же когда приехала сюда, думала, в сказке поживу, была уверена, что у тебя лучше меня получится сыграть роль жены Павлова. Но я ошиблась и мне следовало остаться в Москве и никого не подставлять, — вымученным голосом говорила она. — Ты очень хорошо выглядишь…
— Марина… — я присела рядом с ней и мне было страшно ее касаться, казалось, что на ней места живого нет.
— Ты только не плачь, хорошо? Я сама во всем виновата. Мы уже говорили с Антоном, он мне все рассказал и как ты переживала и даже выслушала нотацию от него… Ты взяла его в оборот, да? С чего вдруг такая забота о тебе, а мне вон какие привилегии?
— Ну что ты такое говоришь? Он просто сам по себе очень хороший человек. Вы с ним виделись? — удивилась я.
— Нет, — она неуклюже кивнула куда-то в сторону. — Медсестра приносила телефон. Разговаривали по нему.
— Я пока что не говорила с твоим врачом и не видела никаких результатов. Что он говорит? Повреждения серьезные?
— Говорит, что если начну ходить, то это будет чудо… — на глазах сестры снова выступили слезы. — Нужна дорогостоящая операция и… что-то там со сроками, если вовремя все не сделать, то точно не смогу ходить…
— Господи… — я прикрыла ладонью рот и покачала головой в знак отрицания. — Я все узнаю, слышишь? Мы сделаем операцию!
Марина кивнула и закрыла глаза, а по ее щекам текли слезы и мне плакать вместе с ней хотелось. Да, это был ее выбор, она сама допустила эту ошибку, но как по мне, получила слишком жестокую расплату. И расплачиваться в итоге мы будем все равно вдвоем.
— У меня нет денег, Нина, я спустила их на развлечения. Нет больше твоего доверия и я вообще сомневаюсь, что достойна поддержки с твоей стороны. Мне жаль, что поняла я все слишком поздно и ничего изменить уже не могу. Ты возвращайся в отель и ко мне лучше не приходи. Я не могу принять твою заботу, прости меня… Я предала тебя, даже не думала о тебе, а ты вон плачешь из-за меня. Я знаю так нельзя, и зная тебя, понимаю, что ты меня не послушаешь. Но я не хочу быть твоей обузой. Все эти дни я лишь думала о том зачем выжила…