Фиктивный брак. Жизнь - это судьба

(«В постели, — последовал в ответ презрительный взгляд Персиваля Артура. — Неужели он действительно будет продолжать твердить о какой-то там постели? Сейчас?»)

— Когда-нибудь ты, возможно, поймешь, что любой спектакль, любой розыгрыш никогда не приносит ни малейшей пользы. Если девушка не любит тебя и предпочитает кого-то еще, ничего с этим не поделаешь, старина, особенно если ты ее любишь. Как я говорил, ее счастье ты обязан ставить на первое место, поэтому…

Взволнованный, прерывающийся голос повторил:

— Она сейчас с этим занудой? И ты сказал ей, чтобы она ушла с ним?!

Траверс начал говорить какие-то резкости, дескать, в конце концов, это его личное дело, но по мере того, как он убеждал, мальчик, казалось, сделал умственный прыжок, чтобы поймать нужную мысль, когда она проносилась между ними в воздухе подобно невидимому крикетному мячу.

— Секунду! Дядя Рекс! Ты не знаешь? Черт подери, значит, ты не знаешь? Ты думаешь… Но она сказала мне сама!

— О чем ты говоришь? Иди спать.

— Спать? Как вообще кто-то может сейчас спать? Я хочу тебе сказать кое-что…

— Не хочу ничего слушать. Это затянется до завтрашнего утра.

— Да нет же!

— Да, затянется, я не хочу обсуждать сейчас эти вопросы. Позови в дом Роя и иди спать, старина, иди спать.

Траверс поставил пустую чашку. Он совсем выдохся; также чувствовал себя и мальчик, по крайней мере, должен был чувствовать. А вместо этого отъявленный сорванец с блестящими и ясными, как у младенца, проснувшегося для полуночного кормления, глазами был переполнен разговорами и вопросами, словно у его дяди только одна забота, как удовлетворить ненасытное любопытство племянника. Траверс повернулся к двери кухни.

— Ступай вперед, а я погашу свет и тоже приду.

— Дядя Рекс, я не могу, я не пойду. Ты должен выслушать меня! Это очень важно — то, что я скажу.

— Ну, так что же? — спросил Траверс, повернувшись в ожидании ответа. В конце концов, этот бодрствующий настойчивый мятежник, этот слишком возбужденный юнец — единственное, что осталось у него на свете. — Зачем все это?

Мужчина и мальчик внимательно смотрели друг на друга в этой блестящей, начищенной, дьявольски великолепной французской кухне с ярким освещением. Рекс Траверс, крупный, благопристойный, выглядевший весьма подобающим образом в своем костюме и белой куртке, стоял на фоне сияющей плиты Мелани. Персиваль Артур, оборвыш в старом, мятом и драном плаще, в пижаме, застыл рядом с ослепляющим великолепием боевого порядка горшков, банок, сковородок, кастрюль. Его глаза, ясные, внимательные, несколько дерзкие, с той долей самоуверенности, которая свойственна юности, ибо вся жизнь еще впереди, встретились со взглядом, полным безнадежного отчаяния, сознающим, что лучшая часть жизни позади, поскольку самая сладкая мечта так безжалостно отнята.

— О чем ты хочешь сказать, старина?

— О том, что Джой говорила мне.

— Что? Когда?

— Ты знаешь, в тот полдень Джой поехала со мной в графской автомашине «Альфа-Ромео».

— Я помню тот полдень. (Мог ли он его забыть?)

— Так вот, мы пошли в музей. Рыбы, моллюски, черепахи — одним словом, океанография. Тогда-то мы и встретили впервые этих тошнотворных Фордов. И, когда возвращались домой, Джой сказала… Я должен тебе многое сообщить, дядя Рекс. Слушай.

Он пристально смотрел в лицо опекуна, повторяя слово в слово то, что было сказано ему Джой на обратном пути из Монако. Дословно передавалась теперь та странная беседа, врезавшаяся в память молодого человека.

— …И в отношении ее помолвки. Я имею в виду ту первую, с голубым кольцом. Я спросил Джой: «Почему она была внезапно расторгнута?» Та ответила: «Он устал от меня».

— Что? От Джой? Кто устал?

— Форд. Зануда Форд. Поэтому я возразил: «Только что, когда он смотрел на тебя, не казалось, будто ему все надоело!» Джой промолвила: «Нет, потом он говорил, что было не так». Я заметил: «В таком случае, люди опять могут прийти к такому состоянию, когда не устают друг от друга. Какое сумасшествие!» Но с Джой этого не произошло, во всяком случае, по отношению к Форду! Она сыта им по горло, вот так!

Рекс Траверс покачал головой. У него опять перед глазами возникли красные огни задних сигналов автомашины, уплывающей в ночь вместе с Джой. Ее увозил человек, которому она сказала: «Я хочу, чтобы ты забрал меня отсюда, сейчас!»'

— Он надоел ей. Она едва не умирала от скуки, — настаивал Персиваль Артур с чрезмерной серьезностью для такого юноши с петушиным голосом и хлипким телосложением. — Я знаю, что он докучает ей. Джой говорила мне. По крайней мере, говорила кой-какие вещи. Часто! Поэтому я спросил ее прямо… об этом… этом, — казалось, он подыскивает слово, но так и не нашел подходящее выражение. — Зануде. И когда…

Мальчик с трудом перевел дыхание и заговорил еще сбивчивее:

— Когда я сказал ей: «Ты сейчас сильнее влюблена в Рекса, чем в Лондоне?..»