Филарет Московский

Великий писатель явился к великому проповеднику в сопровождении композитора Большого театра Алексея Николаевича Верстовского, с которым в то время крепко подружился. Увы, мы не знаем содержания той беседы, но можно предположить, что говорили много и о самом важном. Эту догадку можно было бы подтвердить словами Гоголя из письма С. П. Шевыреву, написанного позже, в 1851 году, когда Николай Васильевич снова собирался наведаться к Филарету, но так почему-то и не осуществил своих намерений: «К митрополиту я хотел ехать вовсе не затем, чтобы беседовать о каких-либо умных предметах, на которые, право, в нынешнее время поглупел. Мне хотелось только прийти к нему на две минутки и попросить молитв, которые так необходимы изнемогающей душе моей». Стало быть, вероятнее всего, что в первый визит он как раз беседовал с Филаретом «о каких-либо умных предметах».

Одно можно сказать точно: встреча произвела на Гоголя сильнейшее впечатление, что отразится в самые последние дни его жизни. Но об этом чуть позже.

Заканчивался грозный для Европы 1848 год, и в проповедях своих Филарет раз за разом призывал народ русский не поддаваться европейской заразе, благодарил Господа за то, что только холерою, а не революцией наказывал Он за грехи наши. Но то, что сей год был мирным, не означало, что следующие будут таковыми же. И в битве с греховным наваждением нельзя было уставать Московскому Златоусту. И он продолжал бороться с чрезмерной любовью людей к излишествам:

— У сириян был идол, который назывался мамона и суеверно почитался покровителем богатства. От сего и к самому богатству перенесено то же название: мамона. Господь, конечно, не без причины, вместо простого названия богатства употребил слово «мамона», в котором с понятием богатства соединяется понятие идолослужения: и причину сего не иную можно предположить, как ту, что хотел означить не просто богатство, но богатство, с пристрастием собираемое, с пристрастием обладаемое, делающееся идолом сердца.

Вспомним, как много закатывалось в те времена балов и всяких праздников, как молодые люди, да и не только молодые, соревновались между собой, кто в больших балах примет участие. И это притом что уровень нищеты в России хотя и был куда более утешительным, нежели в Англии, Германии, Франции и других странах Европы, но все же оставался довольно низким. В беседе о милосердии к бедным Филарет высказал и свое мнение о благотворительных увеселениях, часть средств от которых шла в помощь бедноте:

— Очень ли хорошо поступают, когда говорят: дай деньги на зрелище или на другое суетное увеселение; половина их издержится для твоего удовольствия, а другая обратится в милостыню. Что тут будет? Милостыня ли очистит суету? Или суета лишит чистоты милостыню? Найдется ли на сие ответ, который был бы приятнее вопроса? Но, конечно, не подлежит сомнению то, что если бы назначаемые на благотворительное увеселение деньги, с устранением увеселения и на него издержек, сполна были отданы на милостыню; то милостыня была бы вдвое больше и несравненно чище. Апостол учит нас плакаты с плачущими (Рим. XII. 15), а не ликовать с мыслию о несчастных и не переполнять чашу веселия, чтобы дрождие досталось плачущим.

Дрождие — это закваска, которая в виде осадка оставалась на дне бочек с пивом или квасом. Каково сказано! Мол, выпили сам напиток, а гущу со дна роздали неимущим! Так мог говорить только он, вызывая неудовольствие веселящихся: «Опять скрипучий старик завел свою шарманку!» Ибо только он и такие, как он, понимали смысл жизни — быть в ладу со всем миром, а это значит, не хохотать беззаботно, когда рядом плачут, а идти к плачущим, дабы утешить, разделить с ними то, что имеешь. И тогда не будет ни холер, ни революций. Но кто хотел понимать это, жить этим? Единицы. Как тогда, так и сейчас, полтора века спустя.

Уходивший 1848 год отмечен еще и тем, что в журнале «Звездочка» был опубликован стихотворный ответ «Не напрасно, не случайно жизнь от Бога мне дана…», написанный некогда Филаретом на стихи Пушкина «Дар напрасный, дар случайный…». Этот журнал выходил в Петербурге с 1842 по 1863 год и предназначался для чтения воспитанниц институтов благородных девиц. Стихотворение Филарета появилось в нем под названием «Пушкин, от мечтаний перешедший к размышлению». Это была не первая публикация, но первую можно вполне назвать курьезной — она вышла в 1840 году в журнале «Маяк» под видом стихов Гёте. Полное название «Маяка» было «Маяк просвещения и образованности. Труды ученых и литераторов, русских и иностранных», и издавали его критик П. А. Корсаков и публицист, критик и прозаик С. А. Бурачок. Ходила едкая эпиграмма, сочиненная С. А. Соболевским:

Просвещения «Маяк»
Издает большой дурак
По прозванию Корсак,
Помогает дурачок
По прозванью Бурачок.