Филарет – Патриарх Московский 2 (СИ)

Государь от перемирия с Ливонским орденом отказался, предложив мир на условии оставлении за Россией забранных ею, ранее принадлежавших ей, земель. Шведам во владении Кемской волостью отказал, сославшись на книги времён тринадцатого века, в которых прописано было чётко, что земли по берегу Северного моря на север от устья реки Двины, русские считают своими до Большого фиорда, что в месяце плавания под парусом.

С датчанами переговоры затянулись и царь, отъехав в Коломенское, взял небольшую передышку, чтобы подумать и посоветоваться.

— Ладно, Федюня, о свадьбе и мне не хочется думать. Может, действительно, ну их, этих баб?

— Если можешь обойтись без женитьбы, то лучше обойдись, государь. Наследник у тебя есть. Не дай Бог что случись — второй подрастёт. А так… Глядишь, коли отношения с наследником наладятся, так может и выживет твой первенец. А так, коли женишься, он от тебя ещё больше отдалится, а там и до беды не далеко.

— Ладно, — махнул рукой похмурневший и ставший воистину «грозным» царь. — Пустое! Давай лучше о политике поговорим. Про датчан посольских слышал?

— Про датчан посольских я не слышал, а вот про Ивана твоего послушай ты, государь. Если на ком-нибудь женишься — разойдутся ваши пути-дорожки. И не только твои с сыном, но и слуг государевых. Одни пойдут за тобой, другие примкнут к Ивану. Распри начнутся. Как Глинских с Шуйскими, и тех же Шуйских с моими родичами.

— А может на Шуйской жениться? — с любопытством глянул на Фёдора царь.

— Ну, тогда точно ни ты не доживёшь до старости, ни твои Иван с Фёдором, ежели Шуйская тебе сына родит. И зачем это тебе?

— Ты сам говорил, что нельзя складывать яйца в одну корзину, — хмыкнул государь. — Разделяй и властвуй!

— Ни хрена себя ты сравнил: яйца и наследников. Тут то с двумя родственными наследниками проблемы могут возникнуть, а когда за каждым будет стоять свой клан, государство может не устоять и развалиться. Ты же образованный…

Тут до Фёдора вдруг дошло, зачем царь — будучи великим артистом — рассказал ему историю про собачку. И он не удержался.

— Слушай, государь! Мне кажется, я понял про твою «опричнину», хотя и не знаешь ты ещё такого слова. В чём её суть понял. Ты не открываешь передо мной всей своей правды-кривды, оттого догадываться мне приходится самому. Говорить?

— Догадался, говоришь, — нехорошо так ухмыльнулся царь. — Говори тогда, о чём догадался.

— Хочешь ты, государь, под предлогом обиды на бояр, разделить государство на несколько частей, но не так, как я говорил, а вроде, как по церковному принципу. Ты сделаешь вид, что ересь хочешь выжечь калёным железом, а под сим предлогом забрать имущество, деньги у одних и раздать его другим, так называемым «верным людям». Ты думаешь, что они, эти «верные люди», получив богатства, вложат их в торговлю и промыслы, как Строгановы. Но ты ошибаешься, государь, если так, конечно, думаешь. Я ведь могу и неправильно тебя понять… Но не станут твои «верные люди» вкладывать награбленные деньги в промыслы и торговлю. Не получишь ты капиталистов, государь. Прожрут и просрут они те деньги, а страну ты свою разоришь. Очнёшься ты, увидев, жуть-жуткую, начнёшь вертать всё взад, а дерьмо в жопу не залезет, государь, коли оно высрато.

Фёдор говорил страшные слова, но говорил их без «сердца», тихо и буднично, поэтому царь лишь скрипнул зубами, но вида, что разозлился, не подал.

Фёдор замолчал. Помолчал немного и государь.

— Всё сказал? — спросил он чуть охрипшим голосом.

— Всё, государь.

— А причём тут Иван? — спросил царь.

— А при том тут Иван, что думается мне, что ты хочешь разделить земли на четыре части: свою, наследную, Владимира Старицкого и для грабежей. И в каждой части думаешь поставить своё правительство. Ты отдашь на грабёж земли противных тебе родовитых семей, но так, как ты сам точно не знаешь, где чьи земли, а твои «верные» не особо станут разбирать правых и виноватых, то сгинут и худые, и добрые. Ты выпустишь дьявола, а он разбирать не будет среди правых и виноватых.

— Зачем же на четыре части? Можно и на две.

— Не-е-е… На четыре лучше. Ты понимаешь, что твои «верные псы» разграбят и пожгут все земли, до которых ты позволишь им дотянуться. Земли Старицкого ты сбережёшь для себя, государь.

— Вот, значит, как ты обо мне думаешь? — глядя на Фёдора и щуря глаза, словно от яркого света, произнёс царь. Потом снова ткнул пятками коня, ускоряя его.

— Я не думаю, государь, а предполагаю. А ещё предполагаю, что хочешь ты породниться с черкесами, чтобы отдать им Русь на поругание, а потом и в наследство, лишив оного Ивана.

— Смело сказано, — сказал царь-государь. — Смело, но глупо. Всё настроение мне испортил. Ступай от меня! Сам хочу побыть. Подумать над словами твоими.

Фёдор не понурил голову, как попавший в опалу Курбский, а просто приостановил коня, отпуская царя вперёд.

— Когда к Коломенскому подъедем, чтобы рядом был! — хмурясь, приказал царь. — Мудрила!

* * *