Филарет - Патриарх Московский (СИ)

На седьмые сутки, то есть к приезду царя, царица встречала Ивана Васильевича стоя на «золотом» крыльце. Видимых изменений кроме восстановления функций органов движения не наблюдалось, но мы все радовались и этому. Запустила себя царица в своей болезни, следуя советам иностранных лекарей, нянек и мамок, а мы постепенно эти устои начали ломать. И в этом мне сильно помогала чужая память, которой я был искренне благодарен.

Мне кровь из носу нужен был пенициллин. Как его добыть я знал, но знал и то, что то, что у меня может получиться из зелёной плесени, во-первых, не очень-то будет пенициллином, а во-вторых, моментально превратится в хрен знает что, если его не заморозить. Но я всё же решил попробовать.

В первый же день нахождения в Слободе, я замочил в молочной сыворотке краюху ржаного хлеба и, прикрыв тряпицей, оставил её плесневеть. Уже на пятый день я получил на хлебе плесень нужного мне цвета и качества. Дав ей «заколоситься», я приготовил творог, аккуратно снял с хлеба пенициллин, добавил его в будущий сыр, который заложил в форму, поставил под гнёт.

Надо сказать, что рецепт варёного сыра я взял тоже из чужой памяти. Раньше я не знал, как готовится сыр, который ел, и не знал, что он может быть твёрдым. Сыр, который я знал, был мягким. По сути, это был творог, получавшийся простым сворачиванием молока и сцеживанием сыворотки без сильного пресса.

Я, преследуя определённую цель, а именно — сохранение свойств пенициллина, решил сварить твёрдый сыр. Для молоко подогрел в котле, плеснул туда лукового сока, для сворачиваемости, немного помешал деревянной ложкой и переложил творог в тонкую тряпицу типа марли.

Получив творог, я переложил его в котёл поменьше посолил и хорошо перемешав нагрел продолжая перемешивать на водяной бане, выпаривая влагу. Вот потом я добавил в него пенициллин, снова перемешал и, переложив в заранее изготовленные из липовых досочек квадратные формы, поставил под не очень тяжёлый гнёт для выдавливания влаги.

* * *

Когда через условленную неделю в Слободу вернулся государь и зашёл ко мне в комнату, он сразу стал принюхиваться.

— Что это у тебя и луком и сыром пахнет?

— Да вот, сыр сварил, — небрежным тоном сказал я.

— Как это сварил? — спросил царь уставшим голосом.

— Попробуешь?

Государь пожал плечами.

— Давай.

Подняв крышку сундука, я «откопал» из-под овечьих шкур сыр, лежащий уже без гнёта на песке со льдом, положил его на доску, лежащую на подоконнике, и отрезал кусочек.

— Что это у тебя за сыр такой необычный. Жёлтый, как солнце.

И тут царь увидел плесень.

— Фу-у-у… Фёдор! Испортился сыр. Зацвёл.

— Нет, государь. Это я специально намешал в сыр плесени. Лечебная она.

— Вот те на! — не поверил Иван Васильевич. — А ну сам съешь!

— Да, пожалуйста.

Я взял кусочек и с удовольствием разжевал.

— Ты думаешь, кто этот кусок сыра упорол? Я! За два дня. Вчера пробовать начал. Так и больше съел бы, да много нельзя. Лечебный он, а значит что? Что-то лечит, а что-то калечит.

— И что же он «калечит»? — усмехнулся царь принюхиваясь к сыру. — Вкусно пахнет.

— Если много съесть — пронести может. Кишки могут расстроиться.

— Подумаешь! Кишки и так от молока расстраиваются. А лечит что?

— Меньше хворать станешь от сквозняков.

Царь скривился.

— Ну, не хочешь — не ешь, а я буду. Лучше заранее хворобу отогнать, чем когда она схватит, бороться. Другой сыр хочешь попробовать? Обычный?

— Покажи!

Я достал из того же сундука четвертину другого сыра. Без плесени, которой у меня хватило едва на одну головку. Отрезал кусочек, подал царю. Он понюхал.

— Дух луковый добрый. Люблю.

Взял в рот разжевал и удивлённо вскинул брови: то одну, то другую, губами почмокал и закинул весь кусок в рот. Разжевал и зажмурился.

— Ох и добрый сыр! Не едал такого! Да и никто у нас не едал. Я-то знаю. В казну все товары новые сначала продают. И бухарские сыры привозили. Но этот лучше! Отрежь ещё!

Я отрезал ещё и ещё, пока вся оставшаяся четвертина не исчезла.

— Ещё есть, — успокоил я. — Да и сварить его делов на два часа работы, и подождать пару дней.

— Никому не показывал?

Я покрутил головой.

— Тут варил, — показал я на печь и стянул с неё покрывало.

— Фу ты ну ты, когти гнуты…

Царь, приоткрыв рот, приблизился к печи, собранной мной из кирпича-сырца и пристроенной к уже стоявшей изразцовой колонке. Печь была накрыта железной варочной плитой с двумя конфорками, закрытыми крышками. Обошлась мне эта конструкция аж в двадцать копеек.

— Кто печь сработал?

Я горделиво улыбнулся.

— Сам собрал. Плиту у кузнеца заказал. Аж двадцать копеек заплатил.

— Горазд ты меня удивлять, Фёдор! — покрутил головой Иван Васильевич. — Ну, да ладно! Книги казначейские готовы? Казначея научил считать? Арифметику написал?

— Всё сделал, царь-государь. Никита Афанасьевич совладал с русскими цифирями. В приглядку пока, но с новым счётом справляется.

— Действительно ладно.

— Так, ты, государь совсем в Слободу перебрался? Со всей казной?