Все так неожиданно получилось. И так благоприятно складывалось — если бы не моя глупость. Допущенная по вине алкоголя, конечно, — так бы я нормально себя вела.
Она ведь сама позвонила — впервые с момента нашей предыдущей встречи. Так-то все я беспокоила ее звонками — которые сначала вызывали удивление, а чем чаще стали раздаваться, тем радостнее был ее голос в трубке. Она радовалась мне и привыкла к моей болтовне, и эти звонки заполняли вечернюю пустоту в ее душе.
Я звонила часов в десять, зная, что она уложила ребенка и может поговорить. Я не требовала от нее ничего, она могла рассказывать про себя, а могла и просто слушать мои повествования. Которые раз от раза становились все приятнее для нее. То я говорила, что была около ее дома, просто проезжала мимо, и остановилась, и видела в окно ее профиль, но не стала заходить, потому что не сомневалась, что она не одна. То я вспоминала, как мы сидели у нее, как здорово было, и весело, и уютно. То делилась впечатлениями от просмотра ее фотографий и сыпала комплиментами. То придумывала, что видела ее во сне… Мало-помалу мы становились подругами, и ей уже просто необходимо было каждый вечер со мной пообщаться.
Вадим посмеивался только и даже сказал, что поражается моему рвению — у него бы никогда не хватило сил вести такую продолжительную игру. Но я думала, что то ли еще будет — вот он удивится, когда я достигну своей цели. И продолжала набирать и набирать уже наизусть выученный номер.
Будь она обычной женщиной — пользующейся успехом, встречающейся с мужчинами, занятой своими делами, — она бы подумала, что я маньячка. Свихнувшаяся на ней малолетняя девица. Но она была так одинока, что радовалась, что хоть кто-то о ней помнит, хоть кто-то ей звонит. Ее телефон никогда не бывал занят, а когда я разговаривала с ней, в ее квартире никогда не было слышно посторонних звуков — никакой музыки, голосов. Хотя она часто заявляла мне, что только что выпроводила гостей — опасаясь, что я подумаю, что она опять одна.
И тут же исправлялась, говорила, что ждала моего звонка — боясь потерять тонкую зыбкую связь с действительностью, с миром — миром, в котором она впервые, себе в том не признаваясь, чувствовала свою нужность. И я видела ее, сидящую за столом в сумрачной кухне, курящую бесконечно, сгорбленную. Говорящую в трубку ничего не значащие слова и из-за этого общения в призрачном невидимом эфире с человеком, которому она нужна, чувствующую себя счастливой.
Это вошло у меня в привычку — вечерняя беседа с ней. Следующим этапом должен был быть визит — который я намеревалась нанести ей в скором времени. И вдруг она позвонила сама.
Это случилось перед днем рождения Вадима, который мы как раз продумывали тщательно и сосредоточенно, сидя за журнальным столиком, вооружившись бумагой и ручкой, составляя программу. Подъем в двенадцать, кофе с пирожными, прогулка, ленч в ресторане… И так далее. Приятный праздничный день — день, посвященный нам двоим. И тут позвонила она.
Вадим удивленно приподнял брови, услышав ее голос. А потом качнул головой, словно отдавая дань моей психологической атаке — благодаря которой она впервые звонила просто так, не по работе. А уж когда она заявила, что хочет лично поздравить именинника, в любое удобное для нас время, у него просто не было слов. Он предложил ей посетить нас послезавтра, в семь, и я взяла трубку, чтобы расспросить, как прошел ее день, и сообщить адрес.
Это так странно было — мы ведь не собирались ее приглашать. А она хотела к нам приехать, впервые, не поддавшись на мои уговоры, а по собственной инициативе. Я улыбалась и говорила себе, что это моя заслуга. Мое терпение, внимание и комплименты сделали свое дело — а я-то сомневалась…
…Теперь, стоя в вечерней темноте, в мозаике автомобильных огней, перед намокшим от дождя киоском, я говорила себе, что вела себя как дура. Что, проделав такую работу, глупо было все ломать просто потому, что спьяну я стала особенно похотлива и нетерпелива, и бросалась на нее, хватала, смущала непристойными предложениями. И будто не замечала ее укоризненных взглядов, направленных на Вадима, и испуганно дрожащих рук. И что поцелуй ее прощальный, такой неуверенный, смазанный, был подарен мне как утешительный приз проигравшему — чтобы было не так обидно.
Она пришла ровно в семь, как и договорились. Стол у нас был накрыт, и все, что необходимо для романтического вечера, на нем присутствовало. Французское вино и бутылка игристого, немного морепродуктов, грибы под чесночным соусом, несколько упаковок сыра и фруктовый салат — не для того, чтобы наесться, а чтобы получить неспешное удовольствие. И сигарки маленькие лежали в жестяной коробочке, и синяя свечка бездымно прозрачно горела, и роза желтая, вчера подаренная мной Вадиму, только начала распускаться.