Филфак

– Этим летом ты поступил к нам в педагогический, правда, на учёбе так и не появился.

– В педагогический? Я? – и снова сталкиваюсь с пристальным взглядом Соколова, непонимающим, не верящим, не согласным, но до безумия завораживающим.

– Да, – сглотнув киваю. – На филфак.

– Это шутка? – Пропуская непокорные пряди пшеничных волос сквозь пальцы, Илья скидывает с себя пухлую ладонь Шестакова и грациозной походкой с повадками дикой кошки подбирается ко мне вплотную.

Теряюсь. Задыхаюсь от близости. Но всё же мотаю головой: нет.

– Посмотри на меня, девочка! – Соколов проводит руками вдоль рельефного тела, акцентируя моё растерянное внимание на своей татуировке. – Какой из меня филолог? А?

 Да я и сама вижу, что никакой, но факты – вещь упрямая.

– Вот! – С напускной уверенностью протягиваю парню его же личное дело. – Я понимаю, у тебя амнезия. Но это же ты?

Блондин  подходит ближе и, выхватив папку, начинает жадно изучать документы.

– «Соколов Илья Семёнович, 18 лет, родился в деревне Дряхлово. Окончил среднюю поселковую школу с золотой медалью. Победитель районного конкурса талантов в номинации «Лучший баянист» …»

 Не дочитав, парень с размаху захлопывает папку, и в палате воцаряется гробовая тишина. Я, кажется, не дышу. Смотрю, как играют желваки на красивом, не по-мальчишески взрослом лице и боюсь представить, что происходит в его голове в эту секунду. Шестаков тоже молчит, внимательно наблюдает за пациентом и кивает своим каким-то мыслям. Соколов (ну он же Соколов, правда?) тяжело дышит и бессмысленно смотрит в одну точку, а потом внезапно начинает сотрясаться в очередном приступе смеха.

– Я еще и баянист?

– Илья! – впервые называю его по имени, но оно пока слишком чужое для парня. Он меня не слышит. Впрочем, вряд ли он сейчас вообще способен кого-нибудь услышать.

– Ботан-филолог-баянист из Дряхлова?

– Да. – Внутри всё сжимается от щемящей грусти и непомерной жалости: мало того, что парень ничего не помнит, ещё и правда оказалась ему не по душе.

– Есть что-то ещё? – сквозь смех, доносится его разочарованный грубоватый голос. – Ну давай, удиви меня! Может, я чемпион по сбору картошки? Или лучший исполнитель частушек? А может, моя корова даёт больше всех молока? Ну, пуговица, чего молчишь? Разрешаю меня добить!

– Илья, возьмите себя в руки! – безрезультатно подаёт голос главврач, а мне жаль, что парень сам не дочитал своё дело до конца, тогда, быть может, так сильно не веселился бы.

– Из родных у тебя только бабушка, но она осталась в деревне, а ты переехал в город и сейчас живёшь в студенческом общежитии, точнее, в конце августа заселился и сразу пропал.

Мне кажется, или больничные стены дрожат в такт гомерическому хохоту парня? Впрочем, его дикий, необузданный смех смолкает так же внезапно, как и начался.

– Скажи, что это дебильный розыгрыш! – Отшвырнув папку в сторону, Илья пристально смотрит на меня, и наши взгляды встречаются. В его небесно-голубых глазах искрится надежда и немая мольба, в моих – сожаление. – Тогда неудивительно, что я забыл свою жизнь.

 Четыре пропущенных от Артура и от него же тонна ворчливых смайликов в мессенджере – я и забыла, что Царёв ждет меня на парковке. Едва не спотыкаясь, несусь вниз по лестнице и, благодарно кивнув санитарке, спасшей меня от провала, выбегаю на улицу. И, вроде, должна радоваться – миссия студкома выполнена, но в глазах стоят слёзы, мутной пеленой искажая обзор. Казалось бы, чужой человек – чужая судьба, какое мне до всего этого дело? На то пошло, у меня своих проблем выше крыши: отца снова уволили с работы, Артур дуется второй день, что предпочла задание студкома его трепетным чувствам, да и по учёбе с первых дней полнейший завал. Но нет же! Растроганная неприкрытой беспомощностью этого обворожительного здоровяка-блондина, думаю только о нем.

– Ну наконец-то! – выдыхает Артур и, не дождавшись, пока я пристегнусь, заводит мотор своего серебристого седана, подаренного ему отцом на двадцатилетие. – Нашла ущербного?

– Кого? – растерянно переспрашиваю, не зная, куда деть руки и спрятать мокрый от слёз взгляд.

– Кого-кого! – бурчит Царёв, выруливая на проспект Мира. – Соколова, разумеется.

– Нашла. – Зажимаю ладони между коленками и отворачиваюсь к окну.

– Ань, мне из тебя каждое слово клещами тянуть?! – ерепенится Артур. – Тебя три часа не было. Думаю, я заслужил чуть больше конкретики.

– Соколов лежит в отделении токсикологии. В ту ночь, когда мы нашли Илью, его сильно отравили и ограбили. Ни денег, ни документов, но самое страшное – он потерял память. Представляешь?

– Да ну, гонишь!

– Я серьёзно, Артур. Он всё понимает, различает предметы, может читать, наизусть помнит даты из истории, но понятия не имеет, кем является сам. Ни лиц, ни событий – ничего!

– Ого! Я думал, такое только в кино бывает.

– Артур, это так страшно!

– Что именно?

– Однажды проснуться и полностью потерять себя.