— А давай её вызовем не мы! — сердится Царёв, наконец опуская меня на ноги, и взбешенно проводит рукой по голове, сминая упругий ёжик чёрных волос. — Господи, Анька, зачем тебе чужие проблемы? Своих мало?
— А если бы на его месте оказался ты? — обнимаю себя за плечи, не собираясь сдаваться и уезжать.
— Если бы да кабы! — перебивает меня Артур. — Поехали отсюда быстрее, пока никто нас тут не увидел!
— Я не могу уехать!
— Румянцева, хватит! — взмахивает руками Царёв и царапает свирепым взглядом. — Валим, я сказал!
Артур никогда не был трусом, но сейчас испугался конкретно: глаза расширены, дыхание сбито. Не в силах устоять на месте, Царёв мечется туда-сюда, хаотично сжимая кулаки, а я верчу головой, умоляя Всевышнего послать хоть какой-нибудь знак.
— Дьявол! Анька! — вопит Артур. — Это что? Пирожки? Баб Машины?
Царёв подбегает к сосне и остервенело начинает расписывать румяную выпечку, вывалившуюся из моих рук, по кустам. Вот он знак! Мы должны остаться!
Подбегаю к Артуру и, обняв того за плечи, щекой прислоняюсь к его спине.
— Давай просто вызовем скорую. Я дождусь врачей одна, сама же дам показания, если будет нужно. Нам с тобой нечего бояться, а вот ему, — киваю в сторону неподвижно лежащего под дождём парня. — Ему, должно быть, сейчас очень страшно.
— Ладно, – кивает Царёв и достаёт мобильный.
Бригада скорой помощи находит нас примерно через час. Долгий, наполненный неизвестностью, пением птиц и недовольными причитаниями Артура.
«Да не трогай ты его, Анька!»
«Господи, где же эта скорая?»
«Ну, Румянцева, готовься домой к обеду в лучшем случае попасть».
«Аня, отойди от парня!»
Мне так хотелось, чтобы Царёв замолчал хотя бы на минуту, но ворчливая пытка завершается лишь с приездом медиков.
Белые халаты. Дежурные вопросы. И только одно слово «жив», вернувшее и меня к жизни.
Как и пророчил Артур, в посёлок мы возвращаемся к полудню. Искусанные мошкарой, голодные и до чёртиков уставшие, а ещё по новой взглянувшие друг на друга. Недаром говорят, что друг познаётся в беде. Мой — проверку прошёл на троечку.
Глава 3. «Партийное» задание.
— Румянцева! Аня!
Не успеваю зайти в аудиторию, как староста нашей группы Лариса дёргает меня за рукав и без всяких «здрасте» ставит перед фактом:
— Мы решили, что в студком от нашей группы направим тебя. Распишись вот здесь.
Лариса суёт мне авторучку и машет перед носом какими-то бумагами. Стоит ли говорить, что первый учебный день на третьем курсе филфака я представляла себе немного иначе?
— Профком знаю, а студком…
— До профкома ты, Румянцева, не доросла! Расписывайся где галочка!
Спорить с Ларой – себе дороже, а потому беру авторучку, но прежде чем оставить автограф, пытаюсь вникнуть в текст документа. Но то ли оттого что бумаги в руках Ларисы постоянно дёргаются, то ли по причине ещё не перестроившихся на учебный лад мозгов, я совершенно не понимаю, к чему меня так бесцеремонно подталкивают.
— И что мне нужно будет делать?
— Всё просто, Аня! Будешь отстаивать права студентов, обитающих в общаге, и биться за улучшение условий их жизни там.
— Я?! — авторучка с треском приземляется на пол и услужливо укатывается под кафедру. — Я же никогда не жила в общежитии!
— Я так и знала, что ты опять в позу встанешь! — ехидно подмечает Лариса и достаёт запасную авторучку. — Никто от тебя ничего и не ждёт, Румянцева! Раз в месяц будешь посещать собрание студкома и голосовать за решение большинства.
— Бред какой-то! — бурчу под нос, не осмеливаясь коснуться чернилами белого листа.
— Румянцева, от тебя убудет? Нет! Давай уже закончим на этом! А то отправлю посвящение для первокурсников организовывать или казначеем поставлю, хочешь?
— Нет, — поднимаю ладони вверх, намекая, что сдаюсь. — Давай свои собрания!
И наспех чиркнув авторучкой в отведённом месте, бегу к девчонкам на галёрку: за лето накопилась тьма гораздо более интересных тем для разговоров, нежели студком местного общежития.
— Румянцева, первое собрание уже в среду! Не подведи! — кричит мне в спину Лариса, но тут же переключает свое внимание на зашедшую в аудиторию загоревшую и похорошевшую Иванову. – Света! Иванова! Задержись!
Атмосфера учёбы поглощает моментально. Суета коротких перемен сменяется размеренными лекциями, а смех подруг — недолгими встречами с Артуром. Это в Заречном мы жили с Царёвым на соседних улицах, вернувшись в город — разъехались по разным сторонам: я к отцу на окраину, а он в центр в купленную специального для него родителями двушку.
— Переезжай ко мне, а? — мартовским котом мурлычет на ушко Царёв, нежно сжимая мою ладонь.
Вместо того чтобы гулять где-нибудь по парку, наслаждаясь последними тёплыми денёчками, мы вынуждены сидеть в актовом зале и заслушивать монотонную речь очкарика-аспиранта, с важным видом вещающего о выкрашенных за лето стенах в общежитии.
— Тшш! — изображаю, что увлечена выступлением паренька. Разговоры о переезде меня немало смущают, да и в свете последних событий я вообще не уверена, что всё еще хочу связать свою жизнь с Царёвым.