Филипп Август

Одна была молодая женщина лет девятнадцати, и ее белокурые волосы, заплетенные в косы, обрамляли чистое и свежее личико, нежную и трогательную красоту которого заставляла сиять любовь. Подпирая щеку одной рукой и с задумчивым видом устремив большие голубые глаза на пейзаж, она предоставила другую руку своему собеседнику, который нежно сжимал ее в ладонях.

Собеседник ее был мужчина лет тридцати трех, высокого роста и правильного сложения. Его голубые глаза были бы замечательно прекрасны и выразительны, если бы не сидели слишком близко один к другому и если бы несколько темных пятен не портили их лазурь. Однако черты его были приятны, и вместо того чтобы омрачать его умное и благородное лицо, сей изъян глаз, привлекая внимание, еще более подчеркивал блеск живого и проницательного взгляда.

Впрочем, вся его наружность выражала спокойствие и редкое достоинство, а простой охотничий костюм, подчеркивающий фигуру, красноречивее королевской мантии говорил о царственной осанке. Это был не кто иной, как Филипп Август.

– Вы очень задумчивы, милая Агнесса, – сказал он после минутного молчания, нежно привлекая к себе свою собеседницу и прерывая таким образом ее мысли.

Эта молодая женщина была Агнесса Меранская, на которой он женился несколько месяцев тому назад, после того как французские епископы расторгли его брак с Ингебургой, сестрой датского короля Канута, к которой он с первого свидания почувствовал непреодолимое отвращение.

– Вы очень задумчивы, – продолжал он. – Куда увлекли вас мысли?

– О, очень далеко отсюда, – отвечала Агнесса, подняв глаза и устремив на короля взгляд, исполненный той глубокой нежности, которую женщина чувствует к предмету своей первой любви. – Очень далеко от этого замка и от этого двора, гораздо дальше великого королевства и больших городов моего Филиппа, а между тем все же рядом с ним. Я думала об истории, где мой отец остался один, сожалея о моем отсутствии, и говорила себе, что жизнь государей, всегда принужденных судьбой разлучаться с теми, кого они любят, часто бывает горька и печальна.

– И без сомнения, вы желали оставить вашего Филиппа и воротиться к отцу? – сказал король с улыбкой, показывавшей, что он предчувствует, какой ответ будет дан на его вопрос.

– О нет! Нет! – вскричала Агнесса. – Но смотря в это окно и припоминая, что дорога, проходящая через лес, ведет в Истрию, я начала желать, чтобы мой Филипп был простым рыцарем, потому что тогда ничто не удерживало бы его здесь, и он мог бы отвезти меня к отцу, и тогда я наслаждалась бы, соединившись со всеми, кого я люблю, счастьем без всякой примеси.

– А если бы завтра вам сказали, Агнесса, – продолжал Филипп тоном, исполненным меланхолической горечи, который поразил молодую девушку, – если бы завтра вам сказали, что вы можете оставить меня и воротиться к вашему отцу, вы не поедете?

– Оставлю ли я вас? – отвечала Агнесса, с удивленным видом устремив на короля взгляд больших глаз и глядя на него с беспокойством. – Оставлю ли я вас? Никогда! А если вы меня оставите, я умру! Но что хотите вы сказать, Филипп? Напрасно улыбаетесь… Вы говорили сейчас серьезно?.. Поцелуй – не ответ.

– Я шутил, милая Агнесса, – отвечал Филипп, нежно сжимая в объятиях молодую женщину. – Отказаться от вас? Я откажусь скорее от короны!

Пока он говорил, дверь отворилась, портьера, закрывавшая ее, приподнялась и на пороге боязливо и почтительно показался один из придворных.

– Что вам нужно? – вскричал Филипп, поспешно отстранясь от молодой женщины, стан которой обнимал рукой. – Как вы осмелились войти сюда без зова?

Блеск глаз и вспыхнувшие щеки выдавали запальчивость характера, которая была свойственна королю, но которую ему удавалось преодолевать. Даже когда не мог сдержать ее первых порывов, он почти всегда успевал повернуть их к выгоде своей политики.

– Государь, – отвечал придворный с поклоном, – епископ Этьен Герен приехал из Парижа и просит аудиенции.

– Пусть войдет, – сказал Филипп.

Когда явился Герен, самый надежный его министр и самый задушевный его друг, черты короля, искаженные гневом и нетерпением, уже приняли серьезное и сдержанное выражение.

Герен был человек высокого роста, с худым, суровым лицом… Он принадлежал к ордену госпитальеров и сохранил их черную сутану и крест, даже будучи избран Санлисским епископом. Гость откинул капюшон и низко поклонился королю, который сделал несколько шагов навстречу и принял его как равного.

– Добро пожаловать, Герен, – сказал Филипп, – хотя я не ожидал вашего посещения. Я вам оставил, уезжая из моего доброго города Парижа, столько трудных дел, что считал вас еще занятым их распутыванием.

– Дело, которое привело меня сюда, имеет важность совсем другого рода, – отвечал министр. – Это-то и придало мне смелость нарушить ваш покой. Письмо от папы Целестина привез вчера нарочный…