Фильм Андрея Тарковского «Cолярис». Материалы и документы

Крис попытался улыбнуться, но лишь едва растянул губы.

Ты обратил внимание на свет? — спросил Снаут. — Мы у самого полюса... Вечный день. В тот момент, когда голубое солнце прячется за горизонт, красное уже начинает всходить. Кстати, эксперимент прошел блестяще.

Не надо его утомлять, — сказала Хари.

Долго я болел? — едва слышно спросил Крис.

Сегодня девятые сутки, — сказал Снаут,— но теперь дело пошло на поправку.

Как-то утром, после завтрака, Крис и Хари сидели у окна. За окном парили низкие багровые тучи, и станция медленно плыла среди них. Хари читала какую-то книжку. Крис, побледневший и худой после болезни, смотрел в окно.

Он переменил позу и снял руку с подлокотника кресла. Хари — Крис видел это в стекле — бросила на него быстрый взгляд и, наклонившись, коснулась губами того места, до которого Крис только что дотрагивался.

Хари, — сказал Крис тихо, — куда ты выходила сегодня ночью?

Тебе, наверное, приснилось, — сказала Хари.

Но я отлично помню, — раздраженно сказал Крис. — Почему ты думаешь... Ты что, надеешься, что у меня провал в памяти... после этого?

Крис, — сказала Хари, — ты еще совсем слаб, тебе нужен покой.

Я отлично себя чувствую, — сказал Крис, — просто не люблю, когда говорят неправду.

Ночью они лежали рядом, тесно прижавшись друг к другу.

Через сколько лет ты женился после того, как я умерла? - спросил а Хари.

Ты никогда не умирала, — сказал Крис, — у тебя удивительная способность портить лучшие минуты. И я вовсе не женился⁸.

Прости, — виновато сказала Хари. - Скажи, что ты любишь меня.

Люблю.

Меня одну? - спросила Хари.

Тебя одну.

Я люблю тебя, Крис, — сказала Хари. Она уткнулась лицом в грудь Криса, и он почувствовал, что она плачет.

Хари, — сказал Крис, — ну, что с тобой?

Ничего, — всхлипывая, говорила Хари. — Ничего, ничего, — повторяла она и вдруг обхватила Криса с такой силой, что, сразу забыв обо всем, он словно потерял себя в ее объятьях.

Разбудил его красный свет. Голова была как из свинца, а шея неподвижна, словно все позвонки срослись.

Крис с усилием протянул руку в сторону Хари, наткнулся на пустую постель и вскочил. В раковине валялась коробочка из-под снотворного.

Красными дисками повторялись в стеклах отражения солнца. Хватаясь за мебель, Крис добрался до шкафа.

В ванной тоже никого не было. Потом Крис помнил лишь, как, полуодетый, он бегал по коридору, лестницам. Он оглядывался, останавливался. Потом срывался с места и снова куда-то мчался.

Крис остановился у прозрачного щита, за которым начинался выход наружу, двойная бронированная дверь.

Он стучал зачем-то кулаком в щит, а рядом уже кто-то был, куда-то тянул.

Потом Крис оказался в маленькой лаборатории в рубашке, мокрой от ледяной воды, с языком, обожженным спиртом. Он полулежал, задыхаясь

В оригинале последняя фраза вписана в машинописный текст от руки.

на чем-то металлическом, а Снаут в своих перепачканных штанах возился в шкафчике с лекарством. Инструменты и стекла ужасно гремели.

Где она? - спросил Крис.

Нет больше Хари, — медленно сказал Снаут. Он достал из кармана измятый конверт и протянул Крису.

Крис схватил конверт, трясущимися пальцами развернул лист.

«Крис, — писала Хари, — ужасно, что пришлось тебя обмануть, но иначе нельзя было. Так лучше для нас обоих. Я их сама попросила об этом, никого не обвиняй».

Подпись была зачеркнута, но Крис сумел прочесть: «Хари».

Как? - прошептал Крис.

Потом, Крис, — сказал Снаут. - Успокойся.

Как? - снова повторил Крис.

Аннигиляция, — сказал Снаут, — вспышка света и ветер...

Знаешь, — сказал после паузы Крис, — последнее время у нас с ней не ладилось.

Крис закрыл глаза.

Слушай, Снаут, — тихо говорил Крис.

Они сидели в комнате Снаута. И был голубой день.

Снаут, давай подадим рапорт. Потребуем связать нас непосредственно с Советом. Доставим сюда мощный аннигилятор! Думаешь, есть что-нибудь, что устоит против него?

Хочешь отомстить? - сказал Снаут. - Кому? За что? Уничтожить за то, что он для нас непонятен? Если не мы, так другие столкнутся с этим. Соляристика отняла у человечества много сил, жизней, надежд. А что же она дала?

Ты прав. Я много думал над этим, — сказал Кельвин. — Ия понял, мне кажется, главное — вечное беспокойство, неудовлетворенность, если хочешь — уровнем своей нравственности... Неудовлетворенность! Именно поэтому на Земле так много исследователей, жертвуя жизнью, стремились к полюсу — бесплодной, мертвой, оледеневшей точке... Жажда движения... И космосу нужны жертвы, — тихо произнес Крис, — он ненасытен, ему нет конца... А нас так мало...

Голый пещерный человек, — сказал Снаут, — даже собственную планету долго поил своей кровью, прежде чем она стала ему матерью. Мы движемся по рассчитанным орбитам, координаты вычислены, установлены допустимые отклонения, но очень незначительные.

Кем вычислены? — спросил Крис. — Ты, Снаут, метафизик.

Наоборот, — сказал Снаут, — я материалист и безбожник... Еще триста лет назад Колмогоров и Винер доказали...