Филогенез

— Нужен, конечно,— если за вашим предложением стоит что-то действительно серьезное. Весь вопрос в том, что нужно вам?

Он кивнул в сторону репортерши.

— Мисс Шэнон сообщила мне ваши требования, но в подробности не вдавалась.

Все глаза выжидающе уставились на заключенного. Чило наслаждался всеобщим вниманием. Оно давало ему возможность чувствовать себя кем-то… кем-то важным.

— Вот так-то лучше! Ну, во-первых, я хочу, чтобы меня отмазали от всего, что на мне висит, и что на меня еще повесят.

— Я так понимаю, вы совершили убийство.

Тон Шэнон был сух, как пыль. Чило ей не нравился. Он это знал. Но это его не волновало. Важно было одно — она увидела возможность создать великую сенсацию. Он, Чило, не единственный, для кого слово «великий» имеет значение. Большая часть мира до сих пор держится на этом.

— Я вам уже говорил, все вышло случайно. Старому идиоту приспичило разыгрывать из себя крутого, он бросился на меня и схватился за пушку. Никто не пришьет мне умышленное убийство. Подвергните ментальному сканированию его вдову, и увидите, что я говорю правду.

— И тем не менее,— неумолимо продолжал главный редактор,— по вашей вине погиб невинный человек.

— Замните дело,— сказал Чило резким тоном, не допускающим возражений.— Я же знаю, на что способна пресса. И пусть не только все обвинения будут сняты, но и мое досье ликвидировано. Я хочу начать жизнь заново. С чистого листа.

— Чтобы иметь возможность замарать его снова? — вздохнул редактор.— В принципе, то, о чем вы просите, реально. Дорого, сложно, но реально. Особенно если подтвердятся ваши слова насчет вдовы. Что еще?

— И некоторое количество кредитов на мой счет. Насчет суммы я пока не решил. Можем обсудить потом детали вместе.

Его тон сделался задумчивым и печальным:

— Вы мне, наверно, не поверите, но, позволив себя поймать, я пожертвовал кучей денег. Вы просто не можете себе представить, какой кучей. Более того: я пожертвовал карьерой.

— Как благородно с вашей стороны!

Пока редактор говорил, все три репортера строчили в блокнотах.

«Заметки!» — подумал Чило. Что мы, в сущности, собой представляем, как не набор чьих-то чужих заметок? И, когда мы умираем, вся наша дальнейшая судьба зависит от того, какие заметки остались о нас у других людей. Если мы не потрудились сделать кое-какие записи сами…

— И еще одно,— Чило подвинул скри!бер инопланетянина к Шэнон.— Я хочу, чтобы все, что здесь записано, было опубликовано. Я не знаю, что значит «опубликовано» в данном случае и как вы все провернете, ведь это не похоже на человеческую поэзию. Но я хочу, чтобы это было сделано. Я хочу, чтобы все было опубликовано и распространено. И среди транксов, и тут, на Земле.

— Распространено? — насмешливо переспросила Шэнон.

— Послушайте, я, конечно, человек бедный, но не тупой. Я хочу, чтобы искусство Деса… ну, обрело известность. Чтобы его могли видеть все.

— Но ведь нам, людям, оно ничего не скажет,— заметил другой репортер.

— Может, и не скажет. Но, как бы то ни было, транксам придется ознакомиться с ним, хотят они того или нет. Когда оно будет опубликовано, транксы не смогут не обращать на него внимания. Это действительно большое, серьезное произведение. Великая вещь.

Он зажмурился. Крепко зажмурился.

— Куда более великая, чем все, что я смогу сделать за всю свою жизнь.

Открытая враждебность и презрение, которые испытывала к нему Шэнон, впервые сменились неуверенностью.

— Откуда вы знаете, если вы ничего не понимали?

— Я сужу по тому, как Дес в это верил, по тому, как он об этом говорил, по тому, как он мне это показывал. Хотя я почти ничего не понимал. Я знаю, потому что он пожертвовал всем, чтобы попытаться достичь чего-то важного. Я сам не художник и не артист. Я не умею ни лепить, ни рисовать, ни плести световые картины, ни даже писать как следует. Но я понимаю истинную страсть, когда встречаюсь с ней.

Он внезапно просиял.

— Да! Вот что было в Десе: он был страстен! Эта штуковина,— он похлопал скри!бер,— полна страсти, и я хочу, чтобы она выплеснулась наружу, чтобы все могли ее видеть.

Главный редактор впервые несколько оживился.

— Почему? Почему вас волнует, что будет с произведениями какого-то малоизвестного инопланетного поэта? Вы не интересуетесь искусством. Оно для вас ничего не значит. И он тоже ничего не значил для вас.

— Я не знаю. Быть может… быть может, дело в том… мне всегда казалось, что следует стоять на своем, даже если остальное общество с тобой не согласно, и не следует умирать просто так, без всякого смысла. Я знал многих, кто умер бессмысленно. Я не хочу, чтобы такое случилось со мной, и не хочу, чтобы такое случилось с Десом.

Он пожал плечами и отвернулся к единственному окну, слишком узкому, чтобы через него можно было протиснуться. За окном лежал город, а за городом — джунгли.

— Хотя, наверно, со мной такое все равно случится. Во мне-то нет ничего особенного. Никогда не было, и, вероятно, никогда не будет. Но я позабочусь о том, чтобы с ним такого не произошло.

Репортеры почтительно ждали, пока редактор взвесит и обдумает слова заключенного. Поразмыслив, тот снова обернулся к Чило.