Философ в мире

[72] Исторически атеизм находится также в отправной точке мысли самого Маркса. Маркс до того как стать коммунистом был атеистом. Более того, именно сама главенствующая идея атеизма Фейербаха, переведенная из плана религиозной критики в план критики социальной, обусловила присоединение Маркса к, коммунизму. Г-н Опост Корню хорошо показал (Karl Marx, De 1'hegelianisme au materialisme historoque. Paris, 1934), что генезис коммунизма у Маркса не экономического порядка, как у Энгельса, а принадлежит к философскому и метафизическому порядку: человек отчуждается от себя и своего труда частной собственностью, так же как он отчужден от себя самого идеей Бога, в которую он проектирует свою собственную сущность, и религией. В первый момент Маркс, находясь в зависимости от Фейербаха, представлял отчуждение, связанное с частной собственностью, по типу религиозного отчуждения; и далее, во второй момент он пришел, в противовес Фейербаху, к его рассмотрению как фактически первичнбго и порождающего другое отчуждение (исторический материализм); именно от него, как первичного условия, исходит отчуждение человека в Боге. Необходимо уничтожить (коммунизм) отчуждение труда: после этого произойдет как завершение (атеизм) уничтожение иного отчуждения. «Через уничтожение частной собственности и подавление всякого отчуждения коммунизм будет знаменовать возвращение человека к человеческой жизни; так как отчуждение производится одновременно в области сознания и конкретной жизни, экономическая и социальная эмансипация, т. е. коммунизм, будет иметь в качестве необходимого завершения религиозную эмансипацию, т. е. атеизм» (Cornu. Op. cit. P. 339; по рукописям 1844 г., Economic politique et philosophic). В реальности исторический материализм и коммунизм, такой, каким он его представлял тогда, когда был предан ему мыслью и сердцем, имеют в качестве основы атеизм Фейербаха.

[73] Нам возразили с коммунистической стороны (Georges Sadoul, Commune, decembre 1935), что марксизм без сомнения «всецело и тотально атеистичен», но что атеизм есть следствие, а не отправная точка. Следствие чего? «Признания факта классовой борьбы». Трудно увидеть, каким образом от признания факта классовой борьбы можно было бы прийти к заключению, что Бог не существует. Без сомнения, ненависть к классовому врагу может ассоциативно повлечь неприятие его религии, как и всего того, что кажется признаком его существования. Но мы ищем здесь философское следование, а не психических или внутренне-телесных связей. Религия уменьшает эффективность борьбы пролетариата? Даже если бы это было истинным (в том смысле, что подлинная религия реально ставит препятствия ненависти, сопутствующей эффективной борьбе), все же была бы еще приличная дистанция между этим утверждением и суждением о небытии Бога. Если они взаимосвязаны в уме такого мыслителя, как Маркс, то это происходит потому, что он отправлялся, как это признают и другие, от «материалистической концепции мира». И она ему, конечно, запрещала делать из борьбы против религии первый пункт своей социальной программы (поскольку, напротив, в его глазах именно исчезновение режима частной собственности повлечет за собой конец религиозного состояния); но речь идет не об этом. Нас интересует, не лежит ли атеизм в основании материалистической концепции самого мира. И ответ, кажется, совсем не в том, чтобы взять эту концепцию такой, какова она была у Маркса (что она могла бы претерпеть определенные изменения — это другое дело), и чтобы понять роль метафизики в генезисе систем, которые приходят к заключениям против самой метафизики. Мы были бы, впрочем, рады, если бы этот самый вопрос был рассмотрен с коммунистической стороны. Возможно, он привел бы некоторых коммунистов к вопросу о ценности их атеизма.

[74] Сама собой разумеющаяся (лат.) (прим. перев.).

[75] Гилберт Кийт Честертон (1874–1936) — британский писатель и мыслитель. Философское мировоззрение Честертона весьма близко основоположениям томизма (прим. перев.).

[76] Слово «Церковь» означает «мистическое тело Христово», одновременно видимое в его социальной конфигурации и божественное в его душе, собственная жизнь которого принадлежит сверхъестественному порядку. Случается, что «временной христианский мир» дает возможность проявиться, конечно, не в сердце Церкви, но в более или менее протяженных сферах ее человеческой структуры, непристойностям, что исходят от мира: от опьянения великолепием и добродетелями Ренессанса, буржуазным духом XIX столетия. Тогда, поскольку «врата ада» не могут возобладать против нее, приходит очищение. Святые напрасно требовали в течение трех столетий реформы Церкви, когда пришла великая лютеранская буря.

[77] N. Berdiaeff.