Читаем Философическая история Человеческого рода или Человека, рассмотренная в социальном состоянии в своих политических и религиозных взаимоотношениях, во полностью

Прим. В тексте перевода многие философско-оккультные понятия, названия религиозных учений вместе с их приверженцами, а также различные этнические наименования даны с заглавной буквы, как во французском оригинале произведения Фабра д'Оливе. Кроме того, во избежание путаницы и разночтения определенные термины, имена и обозначения сопровождаются своим параллельным написанием по-французски.

Вводная диссертация

Параграф I

Преамбула. Основания этого труда

Публикуемый мной труд по социальному состоянию человека должен был вначале стать частью более значительной работы по истории земли и ее обитателей, о которой я размышлял и для которой собрал огромное количество материалов. Я намеревался рассмотреть под одним углом зрения и по порядку изобразить всеобщую историю земли, на которой мы живем, сопоставляя ее историю естественную и политическую, физическую и метафизическую, гражданскую и религиозную, начав с происхождения вещей и завершая их последним развитием; таким же способом представить без малейших предрассудков космогонические и геологические системы всех народов, их религиозные и политические доктрины, их правительства, нравы, разнообразные отношения, взаимные влияния, которые они оказали на цивилизацию, их передвижение по земле, счастливые и несчастливые события в их судьбе, свидетельствующие о существовании более менее бурном, продолжительном, интересном, дабы извлечь из всего этого наиболее пространный и верный смысл, который до сих пор не был найден в изучении внутренней природы вещей, в особенности же внутренней природы человека, что нам столь необходимо узнать.

Я вынашивал в себе этот замысел, будучи еще юным и полным надежды, которую питает заносчивая юность; я не замечал никакого препятствия, способного меня остановить на большом жизненном поприще, которое я польстился осуществить. Уверенный в своей моральной силе и предназначенный к упорному труду, я думал, что ничего не воспротивится моему дважды упрямому действию вкупе с любовью и истиной. Так я обратился к исследованию с ненасытным жаром, беспрерывно повышая объем своих знаний без всякой заботы о том, как я бы их мог однажды применить. Признаться, из-за своих политических взглядов я был не готов к добровольному затвору, необходимому подобной самоотверженнности. Хотя я ничего не замечал в ходе революции, держась на равной дистации от партий, чуждый любой интриге, любой амбиции, я достаточно изучил вещи и людей, дабы мои мнения и мой характер не пребывали совсем в неведении. Обстоятельства, независимые от моей воли, сделали их известными Бонапарту, еще и преувеличив в его глазах то, что могло быть противно его замыслам. Таким образом, со времени Консулата он возненавидел меня довольно сильно и решил приговорить меня без всяких оснований к ссылке, нарочно включив мое имя в список тех двухсот несчастных, которых отправил погибать на недружелюбный африканский берег. Но по большой милости Провидения, мне удалось избежать высылки, хотя я и должен был действовать во время правления Наполеона с великой осторожностью, чтобы миновать сети, расставленные им для моей поимки.

Мои предчувствие и положение совпали между собой, сумев найти мне спасительное пристанище, и сообща обратили меня к изысканиям.

Меж тем, когда я отдыхал от своих исследовательских трудов, я обращал свой взор к плодам моего исследования и видел, мало удивляясь, что большие трудности не находились там, где я их первоначально представлял и что главным вопросом являлся не сбор материалов для задуманного мной здания, а познание их природы с целью их распределения не только в зависимости от формы, но и по однородности (гомогенности); их форма зависела почти всегда от времени и внешних обстоятельств, а их однородность от самой сущности вещей. Это размышление привело меня к глубокой проверке многих доктрин, которых ученые обычно классифицировали в качестве несоответствующих и противостоящих. Я убедился, что эти несоответствие и противостояние заключены единственно в формах, а основа являлась в сущности той же самой. Я предчувствовал с того времени существование великого Единства, вечного источника, откуда все исходит; и я ясно видел, что люди не так уж далеко от истины, как они думают обычно. Их наиболее великое заблуждение – искать ошибку там, где ее нет, и увлекаться формами, когда их надо избегать, дабы углубиться в сущность. В особенности же констатируем, что формы зачастую суть собственные произведения людей, как это видно из лютературных памятников высокого достоинства и, главным образом, из космогонии Моисея. Я прошу свободу остановить меня на мгновение на этом экстраординарном факте, который прояснит многие являемые вещи, без этого остающиеся непонятными.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Норвежский лес
Норвежский лес

…по вечерам я продавал пластинки. А в промежутках рассеянно наблюдал за публикой, проходившей перед витриной. Семьи, парочки, пьяные, якудзы, оживленные девицы в мини-юбках, парни с битницкими бородками, хостессы из баров и другие непонятные люди. Стоило поставить рок, как у магазина собрались хиппи и бездельники – некоторые пританцовывали, кто-то нюхал растворитель, кто-то просто сидел на асфальте. Я вообще перестал понимать, что к чему. «Что же это такое? – думал я. – Что все они хотят сказать?»…Роман классика современной японской литературы Харуки Мураками «Норвежский лес», принесший автору поистине всемирную известность.

Ларс Миттинг , Харуки Мураками

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора
История Франции. С древнейших времен до Версальского договора

Уильям Стирнс Дэвис, профессор истории Университета штата Миннесота, рассказывает в своей книге о самых главных событиях двухтысячелетней истории Франции, начиная с древних галлов и заканчивая подписанием Версальского договора в 1919 г. Благодаря своей сжатости и насыщенности информацией этот обзор многих веков жизни страны становится увлекательным экскурсом во времена антики и Средневековья, царствования Генриха IV и Людовика XIII, правления кардинала Ришелье и Людовика XIV с идеями просвещения и величайшими писателями и учеными тогдашней Франции. Революция конца XVIII в., провозглашение республики, империя Наполеона, Реставрация Бурбонов, монархия Луи-Филиппа, Вторая империя Наполеона III, снова республика и Первая мировая война… Автору не всегда удается сохранить то беспристрастие, которого обычно требуют от историка, но это лишь добавляет книге интереса, привлекая читателей, изучающих или увлекающихся историей Франции и Западной Европы в целом.

Уильям Стирнс Дэвис

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Образование и наука
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных
История математики. От счетных палочек до бессчетных вселенных

Эта книга, по словам самого автора, — «путешествие во времени от вавилонских "шестидесятников" до фракталов и размытой логики». Таких «от… и до…» в «Истории математики» много. От загадочных счетных палочек первобытных людей до первого «калькулятора» — абака. От древневавилонской системы счисления до первых практических карт. От древнегреческих астрономов до живописцев Средневековья. От иллюстрированных средневековых трактатов до «математического» сюрреализма двадцатого века…Но книга рассказывает не только об истории науки. Читатель узнает немало интересного о взлетах и падениях древних цивилизаций, о современной астрономии, об искусстве шифрования и уловках взломщиков кодов, о военной стратегии, навигации и, конечно же, о современном искусстве, непременно включающем в себя компьютерную графику и непостижимые фрактальные узоры.

Ричард Манкевич

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Математика / Научпоп / Образование и наука / Документальное
История целибата
История целибата

Флоренс Найтингейл не вышла замуж. Леонардо да Винчи не женился. Монахи дают обет безбрачия. Заключенные вынуждены соблюдать целибат. История повествует о многих из тех, кто давал обет целомудрия, а в современном обществе интерес к воздержанию от половой жизни возрождается. Но что заставляло – и продолжает заставлять – этих людей отказываться от сексуальных отношений, того аспекта нашего бытия, который влечет, чарует, тревожит и восхищает большинство остальных? В этой эпатажной и яркой монографии о целибате – как в исторической ретроспективе, так и в современном мире – Элизабет Эбботт убедительно опровергает широко бытующий взгляд на целибат как на распространенное преимущественно в среде духовенства явление, имеющее слабое отношение к тем, кто живет в миру. Она пишет, что целибат – это неподвластное времени и повсеместно распространенное явление, красной нитью пронизывающее историю, культуру и религию. Выбранная в силу самых разных причин по собственному желанию или по принуждению практика целибата полна впечатляющих и удивительных озарений и откровений, связанных с сексуальными желаниями и побуждениями.Элизабет Эбботт – писательница, историк, старший научный сотрудник Тринити-колледжа, Университета Торонто, защитила докторскую диссертацию в университете МакГилл в Монреале по истории XIX века, автор несколько книг, в том числе «История куртизанок», «История целибата», «История брака» и другие. Ее книги переведены на шестнадцать языков мира.

Элизабет Эбботт

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Педагогика / Образование и наука