Полагаю, любезный Василий Андреевич, что вы не забыли своего обещания прислать мне хотя список с письма Пушкина, написанного ко мне в то время как вышла моя глупая статья и ко мне не дошедшего. М. М. Сонцев был близкий человек покойнику; потому и воспользовался я его отъездом в Петербург, чтоб вам об этом напомнить. Все, что относится до дружбы нашей с Пушкиным, для меня драгоценно, и никто лучше вас этого не поймет, но, разумеется, невозможного я не желаю, и если письмо это еще не у вас в руках, то делать нечего. Прошу вас, однако ж, употребить все возможное старание мне его доставить. Не забудьте, что это последнее его ко мне слово.
Думаю, что у вас и голова и сердце полны впечатлениями вашего путешествия; итак, вам не до разговоров со мною. Пришлите письмо, если возможно; если же нет, то скажите М. М., что прислать нельзя, и больше ничего. А затем прощайте, любезный Василий Андреевич.
Москва. Июня 5-го
Вот, дорогая Наташа, несколько слов для Лизы. Дело идет о Кюстине. Краткость того, что я написал, не помешает, конечно, письму достигнуть своей цели. Может быть, она угадает мою мысль и найдет способ сама сказать или передать через кого-либо другого этому человеку то, что ему следует знать. Если вы можете дать мне еще 500 р., буду вам очень обязан. Но денег не нужно посылать, сообщите мне только, когда я могу за ними зайти.
Я вверяю вашим национальным и иным симпатиям господина Галахова, вручителя этого письма. Уверен, что вам будет приятно оказать ему содействие. В Париже он пробудет недолго, так что не злоупотребит оказанным ему покровительством. Познакомьте его, прошу вас, с Тургеневым и заставьте милого хлопотуна несколько для него пошевелиться. Если госпожа Сиркур окажется в Париже ко времени его появления у вас, не откажитесь ввести его в ее салон, напомнив при этом любезной графине и обо мне. Наш путешественник через шесть месяцев будет назад в Москву: не находите ли вы, что это хороший случай написать нам, минуя почтовые расходы?
Наше прошлогоднее общество еще не в полном составе: большинство
1 октября, Басманная.
Милостивый Государь Степан Петрович.
На этих днях узнал я, что стихотворение Г. Ростопчиной о Москве произвело в кругу здешних литераторов некоторый соблазн и что М. П. Погодин намерен был даже его отослать графине. Посылая Вам его, я не предвидел, что унылое чувство поэта, внушенное ему безлюдностью родной стороны, оскорбит «Москвитянин», и уверен был, что оно дышит любовью к родине, хотя и не тою самою, которая нынче в моде. Если я ошибся, то виноват я, а не Графиня, не имевшая намерения печатать своих стихов в «Москвитянине». Итак, прошу вас, если это еще возможно, возвратить мне эти стихи. Кажется, таким образом, всему делу будет конец. Впрочем, я уверен, что ни Графиня, ни я не заслужили в этом случае вашей личной немилости, а этого с нас обоих довольно.
Сентября 22
Вот Батюшков, которого ты знаешь: стало быть, дело не о нем. Но есть в Париже русский, человек необыкновенного ума, по имени
Свербеева в деревне, была здесь недавно; мила по-прежнему, в будущем месяце переселюсь в ее сторону на остаток дней.