Философия

– Вы думаете, что если бы я всякий раз шёл в обратном направлении, никаких несчастий и не было бы?

– Я хочу сказать, что вы не умеете делать выводов. Это даётся немногим. Но с тех, кому ничего не дано, ничего и не требуется. Вам же дано многое, но вы расточаете дар, не научившись делать выводов. Я думаю, что вы могли бы выучиться, если и не блестяще, то во всяком случае скрасить тот пробел, ужасный пробел, который делает всё данное вам ни к чему, – он говорил очень хорошо, не на вульгарном французском языке Константинополя, а литературно, точно воспитанник духовной семинарии, округляя изречения. – Я вас знаю, вы можете ничего не говорить о себе, ваше прошлое, настоящее, будущее мне теперь ясно. Вы, горе от ума, одна из многих жертв той лихорадки, которую переживает человечество. Но вы не первый и не последний. Смотрите на неё, – и Сумасшедший простёр руку к небу. Ильязд поднял глаза, соображая:

– Полярная звезда?

– Да, знаете ли вы, что с ней происходит? – Врать не было никакой возможности, и Ильязд, хотя и привыкший делать вид, что он решительно всё знает, а с другой стороны, ничему не удивляться и считать естественным, что под личиной вшивого сумасшедшего скрывается всемогущий маг, пробормотал, смутившись:

– Нет, не знаю.

– Это естественно, вы знаете, что это Полярная звезда, но выводов не делаете. А между тем она приближается к полюсу. Процесс этот начался тысячи две лет тому назад, с событиями, слишком всем хорошо известными, и приблизительно с тысячного года после рождества, когда европейское первенство начинает определяться, звезда эта стала тем, чем она есть, Полярной. Чем ближе она к полюсу, тем с большею быстротой подымается, достигая зенита и уже давая проскальзывать признакам будущего падения, эта христианская европейская культура. Через восемьдесят пять лет она будет ближе всего к полюсу[109] – звезда и культура. Последние изобретения этой культуры, последние открытия, пожирающие самих себя, будут сделаны. Начнётся упадок, очередь за другими культурами[110]. Не беспокойтесь за человечество, оно переживёт ещё не одну. Вы одна из жертв этого лихорадочного приближения к цели, которая никогда не будет достигнута. Наблюдайте звёзды, они утешат вас. Я прихожу сюда так часто, чтобы смотреть на звёзды. Годами описывают они над моей головой круги. Только через звёзды мы можем найти ключ [к] угасшим цивилизациям и той, расцвет которой был за двадцать семь веков до Иисуса. Тогда Дракон сидел на престоле.

«Опять лекции, – подумал Ильязд. – Я не знаю, лучше ли его миросозерцание хаджи-бабинского, но для меня это одно и то же. Роются в законах мироздания, а человека-то проглядели».

– Век, о котором вы говорите, начался с Утешителя, – наконец вставил он, пытаясь поймать тон собеседника, – а разве звёзды нас утешают?

– Нет, поэтому-то никто за ними не наблюдает, как четыре тысячи лет назад, так как век проходит под знаком вздорного утешения. Утешать, кого в чём, почему (Ильязд был доволен, ему казалось, что он попал в точку), мудрость не нуждается в утешении, а ставка на глупых – дурная ставка. Но скоро этой позорной игре будет положен предел. Ещё восемьдесят пять лет, всего восемьдесят пять лет.

– Я не знаю, правы вы или нет, я не умею делать выводов, но игра нашего века – ставка не на глупых, не на нищих и не на бедных, а на равенство, и большевики…

– Ах вот что, вам мало того, что я знаю, что вы несчастны, вы пришли сюда искать…

Но Сумасшедший внезапно замолк и повернул голову. Ильязд сперва ничего не понял, а потом стал всматриваться в глубину. Но близорукие его глаза ничего не могли различить. Его дурные уши ничего не могли уловить, кроме подкованных шагов часовых. Но через некоторое время на фоне пустыря и неба, между Министерством юстиции и мечетью Ахмета, появились какие-то тени, которые тотчас растаяли. Куда они делись, Ильязд не мог сказать, так как он был убеждён, что они не пересекли Софийской площади. «Но какое значение может быть у теней в Стамбуле», – подумал он, но тотчас вспомнил о русских в ямах, там, в том же направлении, и съёжился. Однако сколь ни стало ему вдруг не по себе, упустить такого случая он не мог. И повернувшись к Сумасшедшему, он рассёк тишину:

– Оказывается, вы наблюдаете не только за звёздами, Озилио. – Ему показалось, что Сумасшедший бросается на него, и Ильязд, поднявшись с земли, отскочил. Но Озилио только зарычал, точно раненый, и не двинулся. Через минуту голосом таким же ровным и равнодушным он произнёс:

– Хотя вы русский, но не с ними. Незачем испытывать мой ум.

Рассвет приближался, и Ильязд уже мог различать и Сумасшедшего, и его позу. Он уже не смотрел на небо (да на нём, впрочем, и не было звёзд), а упёрши глаза в землю, словно о чём-то напряжённо думал.

– Я не ищу больше утешения, – сказал Ильязд, – разговор с вами ободрил меня. Но скажите мне, что вы знаете про этих моих соотечественников.

Прошло немало времени, пока вопрос, подобно начальному, достиг до Озилио. Он поднял голову и посмотрел на Ильязда глазами, полными нежности и неизъяснимой любви: