– Зачем же вы в таком случае выставили вашу кандидатуру, если собираетесь уезжать?
– Какую кандидатуру, я всё-таки ничего не понимаю, если только вы не свихнулись.
– Но ведь Озилио действует не без вашего согласия.
– Бен Озилио? Причем тут бен Озилио?
Суваров вскочил и забегал по комнате, воздев руки к небу: «Мой бог, мой бог, этот человек ничего не знает».
– Вы действительно ничего не знаете?
– Нет.
– Что бен Озилио выставил вашу кандидатуру в мессии?
Разговоры предшествующей ночи вспомнились Ильязду, и он ничего не ответил.
А Суваров подошёл к нему и взял его за пуговицу:
– В таком случае я вам всё расскажу, если вы действительно так невинны. Озилио участвует в заговоре и выставляет вашу кандидатуру в мессии. Вы, и никто иной, будете обвенчаны после захвата Айя Софии с Софией, то есть с Мудростью. И так как Озилио объявляет неотвратимым приход мессии и обещает его венчать сам, то некоторые из еврейских болванов, располагающих золотом и называющих его учителем, вкладывают капиталы в предприятие.
– Что за чепуха, – попробовал защититься Ильязд, – ведь бен Озилио – сумасшедший.
– Разумеется, сумасшедший, но какое нам до этого дело? Вы, я думаю, не настолько наивны, мягко выражаясь, чтобы верить во всю околесицу, которую он несёт. Но это вам не помешало его убедить, что вы мессия. И результат, во всяком случае, блестящий, так как дело пахнет миллионами.
– Но вы-то, почему вы волнуетесь?
Суваров покраснел до ушей:
– Ах вот что, вы хотите меня оставить за бортом. Как бы не так. Я не ожидал от вас этого. Но и не пытайтесь. Капиталы поступят в мои руки, и если вы хотите что-нибудь заработать на этом редчайшем случае, то вместо того, чтобы открывать враждебные действия, вам бы следовало, напротив, заручиться дружбой.
– Слушайте, Суваров, – закричал Ильязд, снова разозлившись, – бен Озилио – сумасшедший, а вы мошенник. Убирайтесь к чёрту. Что бы он ни выдумал, я послезавтра уезжаю во Францию, понимаете, уезжаю с первым пароходом во Францию и играть роль Спасителя вы меня не заставите. А пока что оставьте меня в покое и уходите, иначе, даю вам слово, я вас выкину на улицу.
Суваров приподнял левую руку с растопыренной пятернёй:
– Позвольте, что у вас за отвратительный характер. Я к вам пришёл по делу, принёс вам деньги, предлагаю вам свои услуги по организации предприятия – а вы достаточно знаете, что я неплохой организатор, – вы же приходите в ярость и лезете с кулаками. Разве так поступают серьёзные люди? И потом, для чего было вбивать бену Озилио идею, что вы мессия, когда вы собираетесь ехать в Париж?
– Я ему ничего не вбивал в голову.
– Допустим, что вы правы и вы ничего для этого не сделали. Но разве это меняет дело?
– Разумеется, меняет. Я ни при чём в его сумасшествии и прошу меня оставить в покое.
– Да я не об этом. Я хочу сказать, что бен Озилио, у которого в Балате имеются богатые поклонники, не раз предлагавшие ему мешки с золотом, от чего старик всегда с презрением отворачивался, теперь вдруг заявил сегодня этим поклонникам, что ему-де деньги нужны, много денег, и нужны потому, что готовится захват Айя Софии русскими, и он, бен Озилио, находит нужным в этом деле участвовать, так как среди сих русских есть мессия, который, разумеется, готов стать евреем, и эти поклонники немедленно достали из засаленных кафтанов чековые книжки на американские банки. Что этот мессия – вы, я немедленно догадался, и думаю, что не ошибся.
– Если это так, то я немедленно отправлюсь к этим людям, чтобы объяснить им всё как следует и указать, что Озилио окончательно сошёл с ума.
– И не подумаете.
– Почему?
– Ну потому хотя бы, что я не могу пропустить мимо таких денег.
– Суваров, вы знаете, что я о вас думаю, вы можете грабить и наживаться, но только не на мне, пожалуйста.
– Да и потом, кто вас послушает. Бен Озилио не назвал и ни за что не назовёт имени до последней минуты, чтобы сберечь мессию. С вами поступят, как вы хотите поступить со мной.
– Я уеду.
– Послушайте, мальчик, если я вас убеждаю, то в ваших же интересах. Так как уедете ли вы или нет, деньги у меня в кармане. Помешать этому вы не можете, так как единственный способ помешать – это пойти разубедить самого бена Озилио, а к бену Озилио вы больше не пойдёте, – отчеканил он, глядя в глаза Ильязду.
Он ожидал нового взрыва. Но Ильязд сдержал себя и ничего не ответил. Суваров развеселился.
– Вот лучше. У вас хотя и дурной, но всё-таки характер. Однако подумайте сами, что нынче пошла за молодёжь. Если бы меня кто-нибудь провозгласил не то что мессией, а чем-нибудь значительно более скромным, скажем, атаманом разбойников, с каким бы наслаждением я ухватился за этот случай. Подумайте, сколько возможностей, приключений, неизведанных ощущений. Новый мир, новая жизнь, прекрасная славная жизнь. А вы, вместо того чтобы благословлять судьбу, которая вам посылает такой случай пожить как следует, лягаетесь, попросту говоря, и лишний раз обнаруживаете, что всякий романтизм современному поколению совершенно чужд.
Он снова забегал по комнате, мотая головой и искренне сокрушаясь.