Рассуждая в духе философии просветительства, Маркузе рассматривает процесс осознания массами наличия материально-экономических предпосылок преобразования как чисто субъективный процесс, детерминируемый самой волей, самим сознанием индивидов. Здесь совершенно не учитывается то обстоятельство, что осознание реальной возможности и действие в соответствии с ней не определяются произволом субъекта, что «организация воли» масс, процесс самого просвещения как массовый процесс нуждается в таких предпосылках, которые от сознания непосредственно не зависят. Отсутствие субъективной воли к преобразованиям выступает, таким образом, в качестве объективного фактора.
Иллюзорность леворадикальных представлений о «конце утопии» (в смысле неосуществимых социальных проектов) ставит под вопрос и принцип «утопизма» как метод «критического действия», обоснование которого собственно и составляет главный смысл леворадикальной концепции утопии.
Для леворадикальных идеологов «утопия» – это не только идеальный, но вполне осуществимый в современных условиях образ, «проект» совершенного общества; «утопия» есть еще и способ реализации этого «проекта», базирующийся на постулате о «пластичности» социальной реальности, о возможности изменить мир в соответствии с «утопическим» проектом. Если «реализм» для леворадикалов – это основа социально-политического конформизма, то «утопизм» – адекватная современным условиям форма проявления исторической инициативы, необходимое условие «революционного творчества». Леворадикальная концепция утопии выступает здесь как мистифицированная форма решения проблемы субъективности, проблемы свободной деятельности субъекта в условиях «развитого индустриального общества».
Проблема творческой активности субъекта, проблема свободы и ее соотношения с необходимостью приобретает важное значение в исторические эпохи, непосредственно предшествующие революционным сдвигам, равно как и в периоды самих этих сдвигов. Так, вопрос об условиях и границах активной человеческой деятельности (правда, в плане активности разума, ибо, как отмечал Маркс, «идеализм, конечно, не знает действительной, чувственной деятельности как таковой» [134]) поставила уже немецкая классическая философия как теоретическая подготовка буржуазной революции.
Отталкиваясь от реального факта возрастания роли субъективного фактора в истории, леворадикалы всех направлений гипертрофируют этот процесс, придают субъекту решающее значение. При этом для леворадикалов из индустриально неразвитых стран вопрос о взаимоотношении субъекта и исторической необходимости выступает прежде всего как проблема сознательного подталкивания истории, компенсации отсутствия материально-технических предпосылок исторического движения за счет активности масс. В индустриально развитых странах Запада, по мнению леворадикалов, вопрос заключается уже в том, чтобы разбудить волю к преобразованиям, «декон-формизировать» индивида при наличии необходимых объективных предпосылок преобразований. Так, «период просвещения», переживаемый современным обществом, призван, по Маркузе, разрешить прежде всего проблему формирования «нового», «творчески ориентированного» субъекта исторического процесса.
В связи с этим в структуре идеологии «новых левых» и выявляются наиболее четко элементы экзистенциализма Камю и Сартра – элементы, знаменующие собой переход от констатации положения вещей в «развитом индустриальном обществе» к субъективизму. Секрет этого перехода кроется в том, что для Маркузе социальная реальность, будучи «одномерной» и только в этом смысле «плотной», обнаруживает в то же время свой «пластический» характер. В «Одномерном человеке», склоняясь к мнению, что «развитое индустриальное общество способно не допустить в течение обозримого будущего качественные изменения», Маркузе, однако, рассматривает социальную реальность как потенциально пластичную, так сказать, «пластичную в себе». Он сомневается не в пластичности, «податливости» «развитого индустриального общества», а в возможности реализовать эту пластичность, поскольку отрицает наличие субъекта, способного осознать свою свободу и придать социальной реальности качественно иную форму. В последних работах Маркузе (от «Конца утопии» до «Очерка об освобождении»), где развивается рассмотренная выше концепция утопии и где «обнаруживаются» готовые обрести «волю к преобразованиям» социальные силы в лице «аутсайдеров», студенчества и интеллигенции, «пластичность» социальной реальности характеризуется уже как «пластичность для себя». Другими словами, социальная реальность предстает как абсолютно и безусловно пластичная, поддающаяся любым манипуляциям со стороны «сознательного», «деятельного» субъекта. На этой основе и вырастает маркузианский субъективизм, смыкающийся с экзистенциалистским индивидуализмом.