Философия достоинства, свободы и прав человека

Так, блестящий оратор и видный деятель революции граф Оноре Мирабо (1749–1791) утверждал: «С давних пор мои ошибки и мои заслуги, мои несчастья и мои успехи одинаково связывали меня с делом свободы… трудно будет привести хоть один факт из моей жизни, хоть одну речь мою, которые не свидетельствовали бы о великой и сильной любви к свободе».

Другой видный политический деятель того времени Жак Бриссо (1754 — 1793) восклицал: «Какие солдаты деспотизма могут долго устоять против солдат свободы?». Знаменитый трибун революции Жорж Дантон (1759–1794) заявлял: «В течение трех лет я делаю все, что считаю своим долгом делать для свободы, я стоял всегда в рядах ее самых отважных защитников».

Одна из самых зловещих фигур той эпохи Жан Марат (1743–1793) призывал: «Познайте же цену Свободы, познайте же цену мгновения».

Автор знаменитой фразы «Мир хижинам, война дворцам», депутат парламента республики Пьер Камбон (1756 — 1820) через два дня после казни короля утверждал: «Мы наконец-то приплыли на остров Свободы, и мы сожгли корабль, доставивший нас туда».

Однако святой для многих французов девиз «Свобода — Равенство — Братство» не стал, как известно, препятствием на пути кровавых бесчинств якобинской диктатуры — этого побочного и уродливого детища Великой французской революции, которая в первую очередь принесла на алтарь свободы своих самых неистовых вершителей, а тем самым и наиболее выдающихся вождей — жрецов и одновременно жертв порождённых ими движений за свободу. Печальна истина, которая сегодня известна всем: каждая революция, подобно Сатурну, пожирает собственных детей.

Как свидетельствует история, свобода без соблюдения определенных условий нередко превращается в собственную противоположность и становится индульгенцией на массовое убийство. Некоторые лидеры Великой французской революции, призывавшие во имя свободы нещадно предавать смерти своих политических оппонентов, вскоре в полном соответствии с логикой кровавой вакханалии неминуемо оказывались в числе её очередных жертв. Так, одна из самых знаменитых женщин той эпохи, предводительница жирондистов Манон-Жанна Ролан (1754–1793), в одном из своих писем утверждала: «Нам необходимо прийти к этой свободе, хотя бы через море крови». А позднее уже сама, поднимаясь на эшафот, горестно восклицала: «О Свобода, сколько же преступлений творится и скольких свобод нас лишают во имя твоё!».

Чтобы исполнить своё глубоко гуманистическое предназначение, свобода должна сопровождаться и обеспечиваться особой системой поддержки и защиты. Эту систему мы называем инфраструктурой свободы. В качестве таковой международная конституционная теория и практика выдвинули на историческую авансцену правовую культуру народа, гражданское общество и правовое государство.

Без этих институтов свобода — лишь пышное и громогласное политическое суесловие, пустая декларация партийных краснобаев, обязательный и безжизненный атрибут разнообразных предвыборных программ. Свобода при таком обильном и безответственном словоблудии блекнет и меркнет, превращаясь в бесцветное и бесстрастное, затасканное и заезженное политиками общее место. И как тут не вспомнить справедливое замечание одного государственного деятеля о том, что общие места богословских споров вышли из моды, их заменили общие места в политике. Свобода, разумеется, не заслужила подобной участи.