Исходя из богатства «переживания существования», «так-бытия» («das So-sein», которое вспомогательно по отношению к базовому «Dasein» — «здесь-бытие», «тут-бытие», «вот-бытие», «присутствие»), он раскрывает понятие существования, которое лежит «по ту сторону» всех содержательных данных и является «внутренним ядром человека», «неделимо и прекращается, когда человек мертв или душевно невменяем». «Существующий мыслитель» обращает внимание не на среду чистой мысли, а более акцентирует внимание на потребности и предпосылки своего бытия, мыслит моментами. Возникающий экзистенциальный опыт в культурно-философском плане он демонстрирует на сравнениях с опытом негативной теологии христианства и мистического опыта.
Экзистенциальный опыт строится на эмоционально-антропологически определяющей основе страха уничтожения, которая отсутствует в мистике. Он показывает, что экзистенциальная философия решительно разрывает бытие и мышление. Переживанию существования способствует пограничная ситуация смерти, опыт конечности человеческого бытия, что поворачивает мышление к житейским, временно-историческим предпосылкам его бытия, когда субъект внутренне участвует в своем мышлении. Происходит отрыв мышления отдельного, конечного человека от превосходящей его целостности всеобщей жизни, мира. Опыт пограничной ситуации и дает полное и конкретное понятие существования, которое направляет человека к самому себе и вынуждает его на поведение, которое Хайдеггер определяет как «решимость». Отрешившееся от мирской обусловленности, существование оказывается подвижничеством, а жизнь — глубоко антагонистическим единством смерти и вечного возрождения или воли к существованию (X. Ортега-и-Гассет), опасности и дерзкого вызова опасности.
Само понятие существования, по Больнову, фундаментально для западноевропейской мысли и восходит к различию между essentia и existentia сущего. Если essentia свидетельствует, что есть нечто, обозначает «так-бытие», сущность вещи, то existentia направлена на то, что нечто есть, обозначает бытие в смысле «вот-бытия*. Экзистенция подразумевает человеческое бытие, вырастающее на почве экзистенциального переживания. Существование нельзя мыслить чисто пространственно, налично, предметно, а лишь динамически нестабильно в опыте, который связан с напряженной рефлексией Dasein. Существование охвачено экзистенциально-философским знанием. Оно возможно как на основе отказа от понятийных формулировок, приведения его к экзистенциальному переживанию (Кьеркегор, Ясперс), так и через «содержательные данные определенного “Что”, когда "сущность” Dasein состоит в его существовании* (Хайдеггер). Больнов излагает Dasein как фундаментальный экзистенциал — «это сущее, что мы есть сами», т. е. сводит его к бытию конкретного индивидуума. Но Dasein уже есть то, что отличает человека от неодушевленного бытия (просвет бытия), и их уподобление животным (бытие масс, Dasein у Ясперса).
Dasein отличается от бытия внешних предметов способностью относиться к самому себе и потом к своей трансценденции (Ясперс). У Хайдеггера существование по своей сущности и есть трансценденция, которое указывает в преодолении свыше себя на другое — от внешнего приданного бытия человеку до самого человеческого Dasein. Время здесь присутствует потому, что смерть, раскрывая человеку конечность его бытия, уже присутствует в жизни, поскольку профилирует дазайн, задает ему собственную временность, новое качественное время в противовес количественному. Существование нельзя мыслить пространственно, оно добывается в прорыве, в прыжке, в мгновении, в преодолении трансценденции. Но судьба Dasein есть его история, в личной перспективе вмещающая Историю через экзистенциал повторения, через повторение вновь возможности (усиление интенсивности) существования в душе единичного. С решимостью встречай мгновение, предельное напряжение Dasein.