Философия и методология науки

Необходимо специально исследовать вопрос о той конкретной мотивации, которая характеризует и ведет интересующего нас деятеля, надо понять, в частности, что тайны Вселенной нередко открывались людям, ищущим в природе воплощение Божественного Замысла (что трудно бывает понять современному атеисту), что научные революции порой совершались людьми, отнюдь не бунтарями по природе, что люди прошлого действовали в рамках таких представлений о мире, которые нигде специально не назывались и не описывались, а представляли менталитет соответствующей эпохи.

Все это многократно увеличивает сложности историко-научной реконструкции.

8. ПРИНЦИП ДОПОЛНИТЕЛЬНОСТИ В ИСТОРИКО-НАУЧНОМ ИССЛЕДОВАНИИ

Сложность познавательной ситуации гуманитарного познания, включая и историю науки, связана с тем, что исследователь выступает как своеобразный прибор, не столько «проявляя» интересующие его содержательные характеристики текста, сколько впервые порождая их своим пониманием. Ведь суть проблемы состоит в том, что ни отдельно взятое слово устной или письменной речи, ни отдельное предложение, ни даже относительно замкнутый текст не обладают значением и смыслом как своими атрибутивными характеристиками.

«Выражение (слово) имеет значение лишь в потоке жизни», — объяснял в своих работах великий философ XX века Людвиг Витгенштейн. Значение и смысл текста порождаются его употреблением, т.е. контекстом его чтения и восприятия.

Проблема перевода — общая, сквозная проблема гуманитарных наук.

Старейший американский философ современности, знаменитый логик У. Ван Орман Куайн в своей книге «Слово и объект» показывает, что строгий перевод туземного слова «gavagai» на европейский язык практически невозможен. Сказал ли туземец просто «Кролик!» или «Смотри-ка, кролик!» или «Бегущий кролик» или «Белое, быстро бегущее животное?..»

Слово, произносимое в контексте одного мировосприятия и имеющее значение именно в этом контексте, должно быть включено в контекст совершенно другого универсума языка и деятельности, и это неизбежно порождает проблему искажения, точнее, — проблему модернизации сказанного, проблему, которую У.Куайн назвал проблемой референциальной неопределенности. Он выдвинул тезис о принципиальной «неопределенности» перевода, особенно в некоторых крайних ситуациях — когда, скажем, два народа не имели вообще никаких контактов вплоть до настоящего момента коммуникации (ситуация «радикального перевода»).

Историк науки легко узнает свои трудности в этих логических изысканиях. Действительно, историк науки как «внешний наблюдатель сталкивается с аналогичными проблемами.

— Историк не может вступить в прямой контакт с прошлым, и «поток жизни», в котором выступает значение и смысл сказанного и в котором непосредственно живет историк, глубоко отличен от «потока жизни», в котором творил и создавал свои работы ученый прошлого.

— Как носитель современной культуры историк науки сталкивается с необходимостью описать «деяния» Х.Колумба или Фалеса, М.В.Ломоносова или Г.Галилея, которые были осуществлены в рамках иного универсума культуры, в условиях, когда уже нет и не может быть никакой актуальной коммуникации.

Именно это порождает специфику познавательной ситуации историко-научной реконструкции, т.е. специфику проблемы понимания прошлого.

Все эти трудности заставляют гуманитариев в конечном счете вспомнить о методологическом опыте, накопленном физиками при изучении квантово-механических явлений. Речь идет прежде всего о принципе дополнительности. И действительно, великий физик Нильс Бор был первым, кто указал на необходимость использовать принцип дополнительности в области гуманитарных исследований.

«При изучении культур, отличных от нашей собственной, — писал он, — мы имеем дело с особой проблемой наблюдения, которая обнаруживает много признаков, общих с атомными или психологическими проблемами».

Историк науки — носитель современной культуры, ее языка, современных научных идей, концепций, представлений.

Если в квантовой физике соотношение неопределенностей, по В.Гейзенбергу, связано со взаимодействием макроприбора с микромиром элементарных частиц, то в историко-научном исследовании возникает ситуация «референциальной неопределенности» (по У.Куайну) в связи с тем, что исследователь, живущий и работающий в рамках нормативной системы S, должен описать акт деятельности, совершенный в нормативной системе Р. Благодаря историку науки, происходит, если так можно выразиться, взаимодействие S и Р, которое порождает трудности перевода и понимания прошлого, о чем говорилось выше.

Говорить, что «Х.Колумб открыл Америку» или «Фалес знал явление магнетизма», «алхимики знали превращения свинца и его окислов» — это, конечно, модернизация, но полностью отказаться от нее просто невозможно. Если мы попытаемся «уточнить» наше описание прошлого, выражаясь примерно так: «Колумб воспринимал Америку как Западную Индию» или «Устье Ориноко представлялось Х.Колумбу воротами рая», то это на самом деле мало помогает нашему желанию познать прошлое в его конкретности.