Читаем Философия и методология науки полностью

Поскольку в ходе революции создается лишь первоначальный проект новой научно-исследовательской программы, то работа по ее окончательному созданию распределяется на весь послереволюционный период.

Во второй половине XX в. в историографии науки создается ситуация, когда понимание спокойных, эволюционных периодов в развитии науки стало полностью зависеть от той или иной интерпретации научной революции.

Теперь уже эволюция понимается через революцию.

Как и в эволюционистских концепциях, в некоторых вариантах которых революции исчезали даже из феноменологических описаний (Дж.Сартон, в частности), так и теперь, когда в центре внимания оказались научные революции, спокойные, кумулятивные периоды в развитии науки перестали фигурировать в ряде историко-научных концепций.

Это относится, например, к К.Попперу, который особо подчеркивает перманентный характер научных революций, для него история науки — это непрерывная цепь революций. Каждая новая теория тем более научна, чем больше у нее возможностей быть фальсифицированной, опровергнутой; чем чаще происходят такие опровержения, тем о более успешном развитии науки можно говорить.


НАУЧНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ КАК СМЕНА ФУНДАМЕНТАЛЬНЫХ ОСНОВАНИЙ НАУКИ

Итак, в историографии науки произошел сдвиг внимания из области прогрессивного, непрерывного развития науки в область создания исходных предпосылок, исходных идеализации науки, которые формируются в ходе научной революции.

Дело не просто в том, что наряду с кумулятивными периодами все больше и больше внимания уделяется революционным ситуациям, а в том, что само понимание кумулятивных этапов в истории науки, как оказывается, зависит от той или иной интерпретации научных революций.

В кумулятивистских концепциях, согласно которым революция может быть отнесена к бесконечно далекому прошлому, тот факт, что развитие науки, понимаемое как выводимые одна из другой единицы знания, в своем генезисе основывается на принципах, не поддающихся логическому обоснованию, до поры до времени не привлекал внимания и не казался странным.

Положение вещей облегчалось еще и тем, что фундаментальные революции совершались сравнительно редко. В большинстве случаев революции не предполагали трансформации исходных логических и философских предпосылок. Понятия причинности, пространства, времени не были существенны для построения отдельной научной теории.

Но с конца прошлого века теоретические революции происходили более часто и стали более радикальными, причем революционные изменения имели место в науках, которые формировали исходные аксиомы и логические предпосылки.

Если обратиться к истории науки, то подлинно глобальными, фундаментальными можно назвать лишь две революции:

революцию XVII в.

и научно-техническую революцию XX в.


— Революция XVII в. как бы смоделировала развитие естествознания через научные революции на последующие два века.

Вплоть до начала XX в. все изменения в естествознании совершенствовали, усложняли, корректировали научное знание.

Новые достижения в отдельных отраслях не столько опровергали прошлое, сколько встраивались в общий дедуктивный ряд, не изменяя исходных аксиоматических начал науки нового времени.

— Только в начале XX в. совершается очередная действительно фундаментальная революция с пересмотром исходных идеализации пространства, времени, движения в контексте создания теории относительности и разработки квантовой механики.

К середине века революция пошла вширь, стала развиваться экстенсивно в сторону непосредственного использования научных результатов в технике и промышленности.

Достижением считается в первую очередь, возможность применения полученных результатов на практике. Обсуждение начал отступает на задний план, интерес к ним утрачивается. Важно, как работает научное знание. Но через развитие техники, ее компьютеризацию и автоматизацию, уже на новой основе научный поиск опять замыкается на субъекте деятельности. Не случайно революцию XX в. называют научно-технической. Опять возобновляется интерес к началам.

Кризис позитивизма в середине века, в свою очередь, подтолкнул исследователей науки к пересмотру самого содержания понятия научной революции в связи с изменением ее роли в истории.

В это время подавляющее большинство историков и философов исходили из убеждения, что главное — это более глубокое, полное, детальное изучение научных революций разного типа, революций, которые прежде, при доминировании традиционного представления о развитии науки, как совершающегося поступательно, прогрессивно, непрерывно, исследовались недостаточно внимательно.


ОСОЗНАНИЕ НЕОБХОДИМОСТИ ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЯ ПОНЯТИЯ РЕВОЛЮЦИИ

Научная революция, ставшая одним из главных предметом изучения специалистов по науке разного профиля, изучается теперь вширь и вглубь.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука