Читаем Философия и психология фантастики полностью

В эстетической структуре понятия фантастики наблюдается замечательная симметрия: несуществование будущего обнаруживается в качестве такого же фундаментального свойства реальности, что и неизменность прошлого. Нарушение обоих этих принципов порождает фантастику. Фантастика, описывающая альтернативную историю, является в некотором смысле зеркальным отражением фантастики, прогнозирующей грядущее. И эта симметричность намекает нам, что прогноз тоже всегда альтернативен. Будущее в фантастике всегда альтернативное. Но альтернативное чему? Исторические события, вымышленные фантастами, являются альтернативными тем историческим событиям, которые считаются более или менее достоверными и которые описываются учеными-историками и добросовестными историческими писателями. С будущим сложнее. Прогноз фантаста является альтернативным по отношению к тому абсолютно достоверному прогнозу, который не существует, и видимо, как сверхсветовая скорость по Эйнштейну, в принципе не может существовать. Онтологической причиной невозможности такого гипотетического "ортодоксального" прогноза является несуществование будущего. В этом аспекте весьма ценным представляется замечание Е. М. Неелова о том, что в фантастическом произведении о будущем в принципе невозможны точные датировки. По мнению Неелова, "нельзя указать точные реально исторические координаты действия в произведениях о будущем, оно просто отнесено в будущее, которое может сознаваться как близкое или далекое". Правда, фантасты в своих текстах часто называют конкретные даты, но этому нельзя придавать буквальное значение: "Точные даты всегда условны, это указатели "близости" или "далекости" изображаемой эпохи"40).

Впрочем, онтологическая невозможность прогноза - лишь рамочное условие для феномена фантастики. В литературной практике фантасты помещают в "будущее общество" столь причудливые, а иногда и столь архаичные отношения, что для всех становится очевидным: эти "произведения о грядущем" можно считать чем угодно, но только не прогнозом.

И эта тенденция, быть может, только усиливается теми реальными функциями, которыми прогнозирование выполняет в современном обществе. Дело в том, что в нашей социальной реальности прогноз используют прежде всего как аргумент, призванный скорректировать человеческое поведение. Например, прогноз последствий ядерной войны используется для того, чтобы ядерная война никогда не произошла. Получается, что картина будущей войны содержит в себе внутреннее противоречие. Это прогноз будущего, ставящий перед собой цель, чтобы этого будущего не было, более того - содержащий в себе надежду, что такое будущее не наступит и прогноз не сбудется. Следовательно, это ненастоящий прогноз. Как отмечает немецкий социолог Ульрих Бек, в современном обществе "...прошлое теряет способность определять настоящее. На его место выдвигается будущее как нечто несуществующее, как конструкт, фикция в качестве причины современных переживаний и поступков"41).

То, что в фантастике под именем будущего фактически бытует категория, не имеющая отношения ко времени и к ожидаемому, в последнее время осознается многими авторами. В частности, Ольга Славникова пишет: "Будущее в фантастике только маскируется под некий образ времени, до которого человечество может доплыть либо не доплыть. На самом деле это виртуальный феномен, мыслительная конструкция, где на особом, достаточно формализованном образном языке моделируется та или иная актуальная ситуация"42). По мнению Сергея Переслегина следует различать "реальное" и "описываемое будущее", при этом "реальное будущее" одновременно и непознаваемо, и не привлекает к себе внимание, поскольку всякий прогноз есть лишь интерпретация фактов настоящего: "И фантаст, и футуролог работают с проблемой "сейчас и здесь" прежде всего потому, что именно эти проблемы занимают их самих, издательства и читательскую аудиторию. "Реальное будущее" настолько не вписывается ни в один из туннелей реальности, принадлежащих сегодняшнему дню, что воспринимается даже не как "невозможное", а как "неинтересное""43).

Итак, фантастику нельзя сводить к описанию будущего, более того - даже так называемые описания будущего в фантастике по сути ориентированы не на будущее в собственном смысле слова, т. е. не на предстоящие и ожидаемые периоды времени. Будущее, как правило - лишь оправдание для фантастических конструкций. Однако между фантастикой и грядущим, возможно, существует более глубинная связь. Кир Булычев, утверждающий, что вообще всю литературу и искусство надо разделить на реалистическую и фантастическую, считает, что фантастика родилась именно из предвосхищения будущего. Этюд Булычева о происхождении фантастического искусства достоин того, чтобы привести его полностью:

"Фантастика включает в себя все жанры. Она - один из двух видов творчества; третьего пока не придумали.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932
Повседневная жизнь сюрреалистов. 1917-1932

Сюрреалисты, поколение Великой войны, лелеяли безумную мечту «изменить жизнь» и преобразовать все вокруг. И пусть они не вполне достигли своей цели, их творчество и их опыт оказали огромное влияние на культуру XX века.Пьер Декс воссоздает героический период сюрреалистического движения: восторг первооткрывателей Рембо и Лотреамона, провокации дадаистов, исследование границ разумного.Подчеркивая роль женщин в жизни сюрреалистов и передавая всю сложность отношений представителей этого направления в искусстве с коммунистической партией, он выводит на поверхность скрытые причины и тайные мотивы конфликтов и кризисов, сотрясавших группу со времен ее основания в 1917 году и вплоть до 1932 года — года окончательного разрыва между двумя ее основателями, Андре Бретоном и Луи Арагоном.Пьер Декс, писатель, историк искусства и журналист, был другом Пикассо, Элюара и Тцары. Двадцать пять лет он сотрудничал с Арагоном, являясь главным редактором газеты «Летр франсез».

Пьер Декс

Искусство и Дизайн / Культурология / История / Прочее / Образование и наука
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности
The Irony Tower. Советские художники во времена гласности

История неофициального русского искусства последней четверти XX века, рассказанная очевидцем событий. Приехав с журналистским заданием на первый аукцион «Сотбис» в СССР в 1988 году, Эндрю Соломон, не зная ни русского языка, ни особенностей позднесоветской жизни, оказывается сначала в сквоте в Фурманном переулке, а затем в гуще художественной жизни двух столиц: нелегальные вернисажи в мастерских и на пустырях, запрещенные концерты групп «Среднерусская возвышенность» и «Кино», «поездки за город» Андрея Монастырского и первые выставки отечественных звезд арт-андеграунда на Западе, круг Ильи Кабакова и «Новые художники». Как добросовестный исследователь, Соломон пытается описать и объяснить зашифрованное для внешнего взгляда советское неофициальное искусство, попутно рассказывая увлекательную историю культурного взрыва эпохи перестройки и описывая людей, оказавшихся в его эпицентре.

Эндрю Соломон

Публицистика / Искусство и Дизайн / Прочее / Документальное