Философия и социология гуманитарных наук

Опущение глагола речи указывает на идентификацию рассказчика с героем, а употребление imperfectumʼa (в противоположность praesensʼy прямой речи) и выбор местоимения, соответствующего косвенной речи – указывает на то, что рассказчик сохраняет свою самостоятельную позицию, что он не растворяется без остатка в переживаниях своего героя.

Баснописцу Лафонтену очень подходил этот прием несобственной прямой речи, столь счастливо преодолевающей дуализм абстрактного анализа и непосредственного впечатления, приводя их к гармоничному созвучию. Косвенная речь слишком аналитична и мертвенна. Прямая же речь, хотя она и воссоздает драматически чужое высказывание, не способна одновременно же создать и сцену для него, душевное эмоциональное milieu для его восприятия.

Если для Лафонтена этот прием служил симпатическому вчувствованию, то Лабрюйер извлекает из него острые сатирические эффекты. Он изображает свои фигуры не в сказочной стране и не с мягким юмором, – в несобственную прямую речь он облекает свое внутреннее противоборство им, свое преодоление их. Он отталкивается от тех существ, которые изображает. Все образы Лабрюйера выступают иронически преломленными сквозь medium его обманчивой объективности.

Несобственная прямая речь у Флобера.

Еще более сложный характер обнаруживает этот прием у Флобера. Флобер неотвратимо устремляет свой взгляд именно на то, что ему отвратительно и ненавистно, но и здесь он способен вчувствовать себя, отождествить себя с этим ненавистным и отвратительным. Несобственная прямая речь становится у него столь же двойственной и столь же беспокойной, как и его собственная установка по отношению к себе самому и по отношению к своим созданиям: его внутренняя позиция колеблется между любованием и отвращением. Несобственная прямая речь, позволяющая одновременно и отождествиться со своими созданиями и сохранять свою самостоятельную позицию, свою дистанцию по отношению к ним, – в высшей степени благоприятна для воплощения этой любви-ненависти к своим героям.

Появление несобственной прямой речи в немецком языке.

Таковы интересные соображения Гертруды Лерч. К ее историческому очерку развития несобственной прямой речи во французском языке прибавим заимствованные у Эйгена Лерча сведения о времени появления этого приема в немецком языке. Здесь несобственная прямая речь появилась чрезвычайно поздно: как сознательный и разработанный прием – впервые у Томаса Манна в его «Будденброках» (1901), по-видимому, под непосредственным влиянием Золя. Эта «эпопея рода» рассказана автором в эмоциональных тонах как бы одного из простых сочленов рода Будденброков, который вспоминает и, вспоминая, живо воспереживает всю историю этого рода. Прибавим от себя, что в своем последнем романе «Волшебная гора» (1924) Т. Манн дает этому приему еще более тонкое и глубокое применение.

Критика гипостазирующего субъективизма фосслерианцев.

Насколько нам известно, по разбираемому вопросу ничего существенного и нового более не имеется. Перейдем к критическому анализу воззрений Лорка и Лерча.

Гипостазирующему объективизму Балли в работах Лорка и Лерча противоставляется последовательный и резко выраженный индивидуалистический субъективизм. В основе языковой души лежит индивидуальная субъективная критика говорящих. Язык во всех своих проявлениях становится выражением индивидуально-психических сил и индивидуально-смысловых интенций. Становление языка оказывается становлением мысли и души говорящих индивидов.