Выше был указан принцип движения эйдоса. Это – принцип диалектической триады, в основе которой лежит идеально-оптическая картина смысла, окруженного тьмой меона. Чтобы смысловая картина была ясна, необходимо ей иметь твердые границы и очертания. А это значит, что она отличается от иного и есть яркая и для ума резко очерченная, изваятельно-осязательная фигурность смысла на фоне абсолютной тьмы. Как только такое изваяние положено
, утверждено как сущее, тотчас же оно вступает в теснейшее взаимо-отношение с «иным», которое при ближайшем рассмотрении обнаруживает природу взаимо-определения, т.е. полагаемый эйдос уже непросто остается статической картиной смысла, но начинает изменяться (в пределах, конечно, первоначального эйдоса), и рождается третья ипостась, о которой речь была выше. Таким образом, в диалектике одновременно осуществляются – смысл, полагание смысла и выявление новых, более дробных моментов, алогически-становящихся моментов, в полагаемом смысле. Разделение на факте этих трех моментов в диалектике немыслимо. Если нет полагания, то нет еще и никакого смысла; а если есть полагание смысла, то тем самым есть уже очерчивание идеального лика сущности, меональное окружение, т.е. тем самым вводится уже момент количественности (в идеальном смысле этого слова) и изменчивости эйдоса, или выявление в нем новых, более дробных моментов. Так непрерывно живет эйдос, и сочетаются в нем разнородные, все новые и новые моменты в одну слитно-раздельную и напряженно-смысловую единичность полагаемого смысла. Как только дано полагание, т.е. сущее, тогда же и одновременно, сразу, без раздельности во времени, полагаются все три основных момента диалектической структуры эйдоса на фоне четвертого (как это мы анализировали выше); как только дается полагание какого-нибудь другого, более частного, элемента в эйдосе, так полагаются вместе с ним и все три момента (на фоне четвертого) и т.д. При этом все эти полагания сплошно и непрерывно связаны одно с другим. Это – раздельность на фоне абсолютной непрерывности; и весь эйдос, таким образом, оказывается насыщенным непрерывным изменением, сохраняя неизменным и вечный свой идеальный лик и присутствуя весь целиком в любом моменте своего изменения. И поэтому1) абсолютная единичность и, следовательно, неизменяемость,
2) абсолютный смысл и его идеально-оптическая четкость, ясность и чистота и
3) непрерывно-сплошное, абсолютно непрерываемое изменение,
– все это не только не противоречит друг другу в эйдосе
, но, наоборот, есть абсолютное требование разума, захотевшего помыслить живой предмет, как он дан в своем оригинальном бытии. Это – абсолютное требование мысли, не какого-нибудь изменчивого «настроения» или «чувства», но именно мысли, если мы действительно хотим мыслить эйдос с его диалектической стороны. Как часто сентиментальность и умственная лень заставляют говорить о том, что «это для разума непонятно, здесь – царство веры», и как для философа ясно, что все эти «противоречия» суть необходимейшее требование именно мысли, а не чего-нибудь другого! Вера относится совсем к другому, не к логической структуре мыслимого бытия; и в данном месте не входит в нашу задачу говорить, к какой именно сфере относится вера.c)
Что же взамен принципа триадической нераздельности (имея в виду также пятисоставность среднего – эйдетического в узком смысле – момента) находим мы в логосе? – Логос отличается от эйдоса тем, что в нем нет умно-меонального принципа, конституирующего идеально-смысловую изваянность и воззрительность эйдоса. Логос есть, сказали мы, смысловое становление сущности без самой этой сущности. Следовательно, для него нет той нерасторжимой спаянности трех моментов, которой живет диалектика. Так как логос – только метод соединения дискретных моментов и, следовательно, не может не предполагать этой дискретности, то и все три диалектических момента для него дискретны
. Когда логос говорит об одном из них, это не значит, что он говорит тут же и о других.