Философия истории

Мы утверждаем, что M всецело есть каждая из своих индивидуализаций (m₁, m₂, m₃…), хотя все они нацело друг от друга отличны. M едино и непрерывно; всякое m отделено от другого m (например, m₁ от m₂, m₂ от m₃) непреодолимым перерывом. Сопоставляя m₁ с m₂, мы можем сказать, что m₁ есть то же самое M, как и m₂, m₃, m₄, хотя оно от каждого из них всецело отлично. Поэтому в m₁ мы усматриваем и всякое другое m, но ни в коем случае не M само по себе, ибо оно вне всего ряда m₁ – m₂ – m₃ – … не реально. M может быть всяким m всецело только потому, что всякое m в себе самом и есть и не есть (оно есть, не есть и опять есть в M). А так как всякое m становится в бытие и погибает в небытие, умаление M в качестве тх является уже и становлением M в качестве m₂, т. е. M не только есть и не есть и m₁ и m₂, а еще сразу есть неполные m₁ и m₂, становится в прехождении своем из m₁ в m₂. Таким образом нам сразу даны и непрерывность (развивающееся во времени M) и прерывность (ряд m₁ – m₂ – m₃ – …, в котором каждое m неподвижно, поскольку мы отвлекаемся от его индивидуализаций).

Чрезвычайно трудно формулировать отношение M к m₁, m₂, m₃… M не система всех m. Оно и не отвлеченно-общее, во всех m неизменно существующее. Оно вообще неопределимо иначе как стяженно и приблизительно. Ведь нам не дано единства бытия каждого m с небытием его, полноты бытия каждого m и полноты его небытия. Нам дано неполное бытие многих m или становление и погибание их, т. е. их взаимосмена или движение M в их ряду. Мы вскрываем в каком-нибудь из m специфическое качество M – его «формальное строение», его «потенции» – другие m и т. д. Мы мнимо – или приблизительно-отвлеченно определяем М, как эстетическое, экономическое, политическое качество, как «йsprit classique»,[84] «одинаково» проявляющиеся и в философии, и в математике, и в политике. Мы говорим о внутренней диалектике M. Но все подобные определения и высказывания очень приблизительны и при первых же попытках точно их формулировать оказываются недостаточными и наивными. По существу то, что мы называем усматриваемым в m₁ качеством M, «формальным строением», потенциями или диалектикою M, есть стяженное и стяженно познаваемое в m₁ всеединство M, т. е. и все другие m. Однако это другие m не в смысле соотнесенности их с m₁ и отъединенности от него и не в смысле актуализованности и обособленности их, а, с другой стороны, и не в смысле безразличного единства их с m₁.

Таким образом, устанавливая сосуществование и соотнесенность моментов, историк находится в предварительной стадии своей работы. Он еще не поднялся к высшему моменту и не опознал непрерывности, данной ему только в нем. В непосредственно изучаемом им моменте историк, при всей непреодолимой различности индивидуализаций этого момента, опознает непрерывное развитие, как он опознает его и тогда, когда преодолеет предварительную стадию своей работы. В этих случаях описываемые им явления различны, но в то же самое время и едины; едины не единством общего стержня, по отношению к ним внешнего, не единством отвлеченного и определенного общего понятия, их субсумирующего, а единством высшего всеединого момента. Такого единства нет в предварительной исторической работе, но подлинно-историческая им именно и отличается. И нас не должна смущать его неопределимость. Само историческое знание есть знание стяженное. Стяженностью характеризуется и методология истории. Она может указать на последние свои основания, но бессильна отвлеченно их формулировать. История – преимущественная наука о жизни, о конкретной действительности. И какой бы ничтожный момент действительности мы ни брали, он содержит в себе и ее метафизическое существо, не отделимое от конкретности, не ограниченное и не замкнутое в себе, не «запредельное», а потому и не поддающееся точной отвлеченной формулировке, которая возможна в ограничивающих свою область науках.

64