Философия как духовное делание (сборник)

Своеобразие одинокой души отличает и незаметно отчуждает ее от мира и тем заставляет ее неизменно возвращаться к себе и замыкаться в своем внутреннем одиночестве. Переживание внутреннего единства поддерживается в одинокой душе, с одной стороны, отстраняюще враждебным отношением ее к ино-бытию, отъединенностью от него, с другой стороны, сознанием своей качественной особенности, неповторимой самобытности. Вечно гонимая в себя самое, душа остро воспринимает самые бледные оттенки своих состояний и, погруженная в их своеобразное бытие все глубже, испытывает свою отделенность от иного и внутреннюю сплоченность своего отделенного как своего. Она творит в себе свой особый мир, ограниченный, но самодовлеющий, единственный, вследствие отличия его от всех других миров, утверждается в нем и властью над ним питает свою силу.

Таково содержание основных состояний, переживаемых одинокой душою. Они сопровождаются более или менее ярко выраженным чувством одиночества, которое не цельно, двойственно по существу своему; оно имеет в себе нечто удовлетворяющее, успокоительное и вместе с тем угнетающее; оно приятно и неприятно в одно и то же время. Указанный смешанный состав этого чувства связан с двойственностью восприятия себя и мира в опыте одиночества. С одной стороны, одинокая душа усматривает в себе целый мир, самозаконный и самовластный: отсюда чувство гордости и силы; с другой стороны, этот мир все же не более как мирок с очень определенными границами, составляющий частицу какого-то другого большого мира – отсюда чувство слабости и унижения. Далее, отношение одинокой души к ино-бытию по существу своему противоречиво: она не хочет его, как далекого, чуждого, и отстраняет его от себя; но, не в силах претворить ино-бытие в не-бытие и забыть о нем, она хочет его далекого и, может быть, родного. Бессильная совместить несовместимое, одинокая душа раскалывает себя и мир и, страдая в реальности дня от своего одиночества, видит сны о радости встречи.

В реально осуществляющемся переживании одиночества раскрытая здесь схема состояний обрастает множеством вторичных представлений, усложняется самыми разнообразными оттенками эмотивных² и волевых движений души, обусловленных ее индивидуальными особенностями и теми обстоятельствами, в которых протекает данный единичный опыт. Все эти дополнительные душевные состояния могут сообщить одиночеству конкретную полноту и яркость, но не меняют существенных особенностей его природы. Эти случайные оттенки не вводят в самую сущность одиночества, хотя иная душа, испытывая его, воспринимает лишь вторичные его признаки, оставляя за пределами ясного сознания его основные черты. Таким случайным оттенком опыта одиночества, который может иногда казаться существенным признаком одинокого бытия, является внешнее уединение человека. Судьба внутреннего одиночества души не определяется таким уединением. Душа может совсем не чувствовать себя одинокой, несмотря на полное уединение, т. е. на реально осуществленную оторванность от живых сил, с которыми возможно взаимодействие; и наоборот, одиночество испытывается иногда с особой остротой в присутствии живых существ в самом живом общении с ними. Пространственная удаленность одного существа от других не дает еще оснований для опыта одиночества, и эта внешняя, физическая, по существу эмпирически преодолимая одинокость несущественна для его природы.

Преходящие эмпирические явления бытия не могут ни исчерпать, ни объяснить факта одиночества. Оно имеет более устойчивые корни, глубоко лежащие в самой природе души. Подобно каждой частице космоса душа человека определяется, в конечном счете, реальными началами космической жизни. В этих всеобщих силах бытия и таится основа одиночества. Как состояние внутренно единой обособленности и неповторимости, противопоставленной чуждому ино-бытию, одиночество имеет в своей основе обстояние единичности, свойственное всем явлениям жизни.

3