Философия как духовное делание

Путь этот единственный: феноменологический. У каждого из нас были в жизни минуты, когда мы переживали наличность или присутствие, осуществленность самого добра. Это запас личного нравственного опыта. Надо, чтобы каждый в душе своей собрал его, положил бы перед собой в его чистом виде и позаботился бы о его обогащении.

Подобно тому как и в других философских областях, так и здесь все те, кто исследует не внешние предметы, а внутренние, т. е. такие, которых нельзя воспринять внешними чувствами, будь это мысль, чувство, эстетическое содержание, волевое движение души и т. д., должны помнить, что в их области только то ведет к настоящему знанию, что покоится на действительном воспринимающем переживании исследуемого предмета.

Человек, не способный переживать образы искусства, не может сказать о нем что-либо, не лишенное значения; ибо душа его художественно пустынна, а в пустыне злак не родится и не прозябает. И точно так же человек, не развивший в себе или не получивший от природы дар переживать «нравственное» как таковое, не может исследовать сущность нравственности и добра. Ибо нельзя познать что-либо там, где есть лишь пустое место.

Так же обстоит и в мысли (мы видели это в лекциях первого полугодия), и в религии.

Исследуемый предмет должен быть подлинно представлен в душе исследующего, не в сознании только, где так часто преобладают мертвые мысленные образы и концепции, минутные гости, оторвавшиеся от оригинально породившей их души и случайно задержавшиеся в душе, им чуждой.

Надо самому хоть раз пережить добро и зло, чтобы можно было исследовать их. Надо, чтобы создалось в душе это уверенное, твердое средоточие предметного характера, чтобы я мог всякое свое и чужое познавательное утверждение о добре отнести к этому предметному средоточию и на переживании его проверить соответствие смысла формулированного со смыслом предметного обстояния.

Вот о подборе этого запаса подлинных переживаний добра, зла, вины, долга, воли и т. д. я и прошу теперь Вас, господа. Без этого и свои, и чужие мысли о нравственности останутся мертвыми словами, пустыми звуками, верность коих не на чем проверить.

Решайте вопросы этики, как и вообще все философские вопросы, теперь же, на месте, не откладывая – ибо если отложить, то доколе же, не до тех ли пор, когда жизнь затянет в чащу повседневного труда? – не откладывая, пытайтесь довести себя до переживания очевидности. Чтобы по крайнему разумению своему сказать себе хотя бы до нового пересмотра, но до него – окончательно: да или нет.

Субъективно добро или объективно? Победимо зло насильственно или нет? Что выше – добро как долг, или как польза, или как любовь и радость? Свободна воля или скована необходимостью?

Довести себя до очевидности, до той непоколебимой уверенности, перед которой блекнет мнение и произвол, и уговоры, и все прочее и от которой жизненные беды и гнусности отскакивают, как камешки от скалы, – вот задача философствования вообще и в частности нравственного философствования.

Но для этого необходимо, чтобы сам исследуемый предмет со всем своим объективно-предметным смыслом был бы дан в душе, пережит ею как наличный. Как ее собственный предмет. Надо проникнуть в этот предмет аналитически-мыслящим взором души и убедиться, что формула добытого по смыслу своему совпадает со смыслом предметного обстояния.

Не говорите: «вина», не имея перед собой Вашей в прошлом состоявшейся вины, Вами пережитой. Не говорите: «воля», не пережив какое-нибудь определенное воление со всею доступною Вам силой. Не говорите: «добро», не выяснив себе: что же это был за счастливый момент, когда в себе или в другом видели и ощущали истинную доброту, истинное геройство, истинное нравственное достижение. Что пережили Вы тогда? Вы знаете это? Довольно: всмотримся феноменологически в пережитое. Только так, а не иначе может двигаться вперед истинное философское исследование. Философствуя о предмете, надо жить в нем душою.

Пусть многие из нас или все мы не знаем за собою такого поступка, который был бы весь сверху донизу добр и чист. Из восьми мотивов, содействовавших в совершении поступка, может быть три негодных, четыре сомнительных и только один свят и чист. Довольно: сосредоточимся на нем одном. Переживем его вновь и вновь. Представим себе, что мы отдались ему всецело. Что он один определил наш поступок, и спросим себя: в чем же он? Почему он добр? Почему он не господствует? Как сделать, чтобы он господствовал? Что было бы, если бы все стали им руководиться? И т. д. и т. д. И тогда вы увидите, как твердо вы начинаете идти по пути опознания существенного в добре.