Философия как духовное делание

Такое состояние следует назвать состоянием «очевидности». Когда дается в познании «очевидность», то исследователь испытывает радующее и волнующее его освобождение от субъективности. Причем здесь я? мой произвол? мое усмотрение? моя субъективность? Это само обстояние таково; и непризнание его не ему наносит ущерб, а нам, мне.

Счастье мое, что мне очевидно; а не счастье самого объективного обстояния, что оно мне очевидно. Без очевидности я был бы в темноте; но обстояние не изменилось бы.

В таком признании не объективное добро в своем значении зависит от моего высочайшего «вот, это так», а мое «да, это так» зависит от того, что объективное добро таково и таким мне открылось.

Тем самым субъективность моего признания бледнеет и отступает на задний план; она – подобно тени Одиссеевой матери – наполняется кровью объективности; и уже не субъективность здесь, а философски-познавательно-зрелая объ-объективившаяся субъективность.

В этом акте: субъективное признание остается моим субъективным по отношению к другим людям и их душевным состояниям и признаниям; но по всему смыслу своему оно уже не субъективистично, а объективно¹²⁴.

b) Мы видим, таким образом, что субъективное признание, могущее служить органом или претендовать на значение источника познания объективного добра, есть переживание очевидности предметного обстояния в этой сфере, т. е. нечто субъективное для других субъектов, но объективное по существу.

В этом смысле «субъективное признание» есть ratio cognoscendi¹²⁵ объективного добра. Но именно и только в этом смысле. Субъективное признание вне этой очевидности есть по значению своему субъективный произвол, равный нулю (он не имеет никакого познавательного значения).

[Без этой очевидности, без наличности ее можно обойтись разве только тогда, если поступающий ищет поверхностной, банальной, обыденной «моральной правоты». «Таков мой принцип, и я поступаю согласно ему; следовательно, я прав». ]¹²⁶

Но если мы поймем «субъективное признание» именно так, то утверждение его как источника познания объективного добра не оказывается уже в противоречии с объективным значением объективного добра. Наоборот: то и другое всецело предполагают друг друга.

Самый субъективизм теряет свое противоположение тому, что объективно. Объективное и в очевидности объективно; но не придумано, не гипотетически построено, не условно допущено; здесь дано тождество двух смыслов: смысла формулированного и смысла предметного обстояния¹²⁷.

Субъективность является лишь орудием, органом объективного гласа, голоса объективного обстояния. Она теряет свою одиозность. Ею владеет стихия самого предмета. И повторно восклицает сознание: при чем здесь я?

[Подобные переживания очевидности знает, и должна знать, и не может не знать и теория познания, и эстетика, и этика, и религия. Я пытался в течение первого полугодия поставить Вас перед такими очевидными обстояниями в теории познания. Теперь мы стоим перед тем же самым в этике]¹²⁸.

И замечательно, что все те, кто в истории этики сказали вечное и непреходящее слово, все те, кому действительно открывалось содержание предметного обстояния, знали это состояние очевидности и объективный характер того, что в нем дается. Только называли они это по-разному.

Сократ говорил о голосе даймония; христиане¹²⁹ – о воле Отца Небесного; Шефтсбери и Руссо – о природе человека; Кант о сущности разума; Гегель о сущности абсолютного духа. Но все знали, что перед ними само предметное обстояние.

с) Таким образом, антиномия разрешается, поскольку мы говорим о ratio cognoscendi, о средствах и путях познания.

Субъективное есть неизбежный орган и среда для познания объективного. Иначе и быть не может. Но в самом субъективном раскрывается объективная сфера очевидности, служащая вообще во всем без исключения познании (философском и нефилософском) необходимым критерием истины.

Я не могу здесь доказать вам этот тезис. Я могу только указать каждому наличность допущения такой очевидности в его наименее сомненных переживаниях.

Пример: резкое осуждение как «презренного» поступка – публичное искажение ученым добытой истины из корыстных, к личной карьере относящихся побуждений и мотивов¹³⁰. Фальсификация объективного предметного обстояния; искажение и симуляция очевидности. Отвращение и бойкот как проявление такого допущения.

Итак: объективное добро, открывшись в переживании очевидности субъективной душе, не теряет своего объективного характера. Субъективное есть ratio cognoscendi объективного добра; но это совсем не значит, что субъективное признание есть ratio valendi¹³¹ объективного добра.

Углубление терминов антиномии, предпринятое нами, привело нас к тому, что самая связь между субъективностью и объективным добром неоднозначна: