Философия как духовное делание

1) Прежде чем идти дальше, подведем итоги добытому. Мы видели, что добро есть объективно ценное состояние души, лично признанное в акте очевидности. (Это состояние души далее характеризуется как совершенная воля, т. е. такая воля, для которой путь добра есть радостно любимый, радостно осуществляемый и единственно возможный путь.)

Нам остается теперь проследить и установить, каков же состав, предмет и направление этого совершенного по воле душевного состояния.

2) Заметим, прежде всего, что всюду, где есть наличность или отсутствие нравственного в широком смысле слова переживания, т. е. всюду, где вообще нравственное измерение дано или осуществляется, – всюду душа сознает себя действующей и могущей нести вину.

В самом деле, мы все знаем это ощущение вины, сопровождающее столь часто наши переживания. Вина же состоит в теснейшей связи с действием.

а) Вина может быть налицо только у того, кто действует. Тот, кто сознает себя совсем и ни в каком отношении не действовавшим, не может ни быть виноватым, ни сознавать свою вину.

Действием в нравственном отношении следует называть всякую лично направляемую затрату душевной энергии. Там, где нет душевной энергии вообще – там, как мы уже показали, вообще нельзя говорить об этике и этическом измерении. Где нет души – нет добра и зла, ни вины, ни нравственности. Вещи не могут нести вину и быть порочны.

Далее должен состояться некоторый акт душевной жизни, некоторая затрата душевной энергии¹⁴⁰; где этого нет, там вообще нельзя говорить ни о жизни души, ни о состоянии души, ни о каком бы то ни было свершении или деянии и, следовательно, нельзя говорить и о нравственном свершении и деянии.

Однако не всякое душевное свершение, не всякий душевный акт, не всякая затрата душевной энергии дает возможность вины. Необходимо, чтобы это совершение переживалось субъектом как лично им направляемое. И на этом и лежит центр тяжести.

Бывают в душе нашей переживания, в коих мы совершенно и никак не являемся направляющим субъектом. Бред больного, состояние прогрессивного паралича, высокая степень опьянения. Здесь нет ни сознания, что «я действую», ни фактического личного действования. Тут в человеке «действуется» само; в нем происходит и совершается нечто помимо его сознательного участия, без спросу у него, независимо от его личного направления.

Здесь лежит вообще предел моральной вменяемости. Ни мораль, ни право не имеют оснований переходить этот предел. И если во всех этих случаях вина сознается, то лишь постольку, поскольку мои, лично мною направлявшиеся, предшествующие действия привели меня в состояние бреда, душевной болезни или опьянения.

Например, если кто-нибудь, имея важные конспиративные тайны и осведомленности, из юношеского тщеславия пойдет по морозу легко одетым, заболеет и в бреду выдаст людей и погубит дело. Вина не в бредовом деянии, а в тщеславном легкомыслии предшествующего поступка, вполне поддававшегося личному регулированию.

Итак: где есть душевное деяние, лично направленное, там есть возможность моральной вины.

Это деяние или действие совсем не указывает на то, что в нем лежит непременно большая доза активности или агрессивности; напротив: как деяние может переживаться полное воздержание от активного выступления; или, например, недостаточная активность, недостаточная заботливость, недостаточное стремление к активности. Недостаточное в количестве или недостаточное по интенсивности.

Всюду, где тратится в процессе жизни душевная энергия, т. е. всюду, где душа живет и где живущий имеет возможность личного направления этого тратящего процесса, – всюду есть возможность моральной вины. Здесь, конечно, возможны и субъективные заблуждения: например, при известных душевных болезнях чувство вины отрывается от способности регулировать поток личной жизни, и больной, утративший эту способность, испытывает без достаточного объективного основания чувство раздавливающей его вины.

Или, например, в душе человека может до конца не проснуться чувство вины, несмотря на то, что он всю жизнь сознательно направлял свою душевную энергию; и тогда состояние его морального самочувствия резко разойдется с объективным обстоянием его моральной правоты: перед нами будет ненарушимый покой «кругом виноватой» души.

Наконец, имея в виду процесс душевной жизни, мы, конечно, не исключаем сферу внешних поступков. Но внешнее деяние само по себе, как таковое, в отрыве от душевной жизни не может быть ни добрым, ни злым, ни подлежать вообще этическим категориям. Внешнее в морали и в нравственности важно лишь как проявление и знак внутреннего состояния. Виновен человек, что внутренне допустил его; что душа его переживала нечто столь сильно, что только внешний поступок мог увенчать это переживание. Не удар по лицу ужасен: ветка может еще сильнее ударить; ужасно состояние ударившей души. Не тело оскорблено ударом, а душа, внутренно испытывающая это тело своим воплощением. Отсюда: на ветку нельзя сердиться и отсутствие осудительного разряда отягчает неприятность.