Философия как духовное делание

Итак, тот духовный опыт, которому отдается одинокая душа, оказывается опытом индивидуально определенным: всеобщее, внутренно единое испытывается в нем не в этой своей космической всеобщности, лишенной дальнейших определений, но как особое сочетание духовных содержаний, в котором индивидуальны и отдельные элементы, и целое, созданное их сращением. Духовный опыт души есть, таким образом, не духовный опыт вообще, но особенный, единичный опыт, который она изживает как нечто, присущее ей одной. Но тогда как в чисто личном опыте одинокой души содержание его зависит от ее единичной и ограниченной сущности, в новом духовном опыте содержание дается из недр космического единства, и конкретизирующие его границы выявляются в нем как выражение его сверхличной природы.

Таким образом, духовный опыт, осуществляемый целостным единством души, утверждает ее индивидуальный образ. Совлекая с себя все личное, преходящее, душа вновь обретает себя в том образе духа, который она создает в духовном горении, в тех индивидуальных очертаниях, которые принимает засиявшая в ней духовная жизнь. Жизнь в духе есть жизнь духа; здесь не двойственность, но единство; рассказать о духовном обстоянии нельзя, надо зажить им, и тогда оно само расскажет себя в образе или слове. А эти образы и слова сольются в один духовный облик – облик обретшей свою духовную природу души. Ни в одной области бытия нельзя обрести столь отчетливо-определенное, столь яркое «индивидуальное», каким является то, которое создано духом. Все великое в созданиях человека и в области разума, и в области красоты или добра непреложно говорит об этом: не существует истинно глубокого миропонимания, не найти художественно-прекрасного поэтического откровения, не совершалось великого жизненного подвига, на котором не сохранились бы индивидуальные черты, тогда как все человечески-обыденное всегда похоже одно на другое. Не существует более яркой индивидуальности, чем индивидуальность духовного ядра человека.

Одинокая душа, которая в тоске одиночества помнит об утраченном единении с целым единого мира, в духовном искании своем ищет не только это мировое единство, но и прежнюю себя. Она узнает в своей духовной сущности то лишь неясно сознававшееся ею начало, которое вело ее по духовному пути, воскрешая в ней память о лучшем мире и навевая на нее смутные образы вечного былого. Духовное откровение, ее озаряющее, есть для нее воспоминание о том сверхвременном часе, когда в ней звучала не песня «о Боге великом», но сама Божественная песнь.

Явления духа обнаруживают с непосредственной очевидностью перед одинокой душой, что дух как высшее начало мира пребывает не в оторванности от конкретных вещей, но в органической слитности с ними; именно в индивидуальных проявлениях духовного начала дух постигается как подлинная, изначальная основа вещей, как единое всеобщее, перед лицом которого Вселенная оказывается не разрозненным множеством единичностей, но в глубине своей природы единым целым. Единство и множество враждуют между собой и в личном, и в человеческом, и в обычном предметном душевном опыте. Только в духовном делании они, встречаясь, утверждают друг друга, преодолевая непреодолимое и открывая новые пути.

2

Духовный опыт, очищая одинокую душу от временных, враждебных всеобщему элементов, приводит ее единичную природу в теснейшую связь с единым. Привыкая смотреть мимо поверхностного, случайного, она обретает зоркость к существенному и устойчивому и в порыве воспринять его и слиться с ним раскрывает в объективном мире прозрачную глубину, родную чистой глубине ее просветленного одиночества. Окрепшая в духовном опыте единично-всеобщая душа близка другой такой душе потому, что дух, с которым слиты они обе, их объединяет, а индивидуальный образ каждой из двух может быть принят другою в силу своей одухотворенности, т. е. насыщенности этим единым духом. Так, духовная близость двух одиноких миров осуществляется независимо от их попыток к сближению даже в том случае, если они ничего не знают друг о друге. Однако подобное духовное сродство, которое является результатом духовной практики, самостоятельно осуществляемой каждой душой, не творит само по себе живого касания между ними. Мало того, сознание духовной связи одной одинокой души с другой, не сопровождающееся конкретным обменом духовными дарами, сообщает особенную остроту переживаниям одиночества. Там, где встреча двух невозможна вследствие полной духовной чуждости, одинокая душа может найти в себе решимость примириться с неизбежной судьбой уже потому, что она неизбежна. Но если духовная близость дана как объективный факт и вместе с нею дается возможность плодотворных взаимодействий, то конкретная оторванность от ино-бытия и безвыходная замкнутность одинокой души испытывается с особенной нетерпеливой болью. Духовный опыт только подготовляет почву, благоприятную для выращивания цветов живого касания двух жизней, но эти цветы зацветают лишь в практике духовного общения.