Тренировка днем была такой интенсивной и такой сконцентрированной духовно, что я надолго забывал о трудностях. Поэтому днем я был обычно в хорошей форме, но в подавленном состоянии ночью. Однако к концу моего пребывания в горах я почувствовал проблески того, что означает освобождение и отречение — состояние, когда ни о чем не думаешь. Еще мне помогали мои друзья — лисицы, приходившие каждую ночь, дети, которые указывали на меня пальцами: «Тенгу» (длинноносый домовой) и мой успех — после многих неудач в разбивании булыжника ударом шуто (ребром ладони).
Я постепенно стал способен достигать углубленного духовного единства, так как я шел от сосредоточения, концентрации к освобождению и затем к бездумному, отрешенному состоянию освобождения, когда мог видеть все движения и реагировать на них моментально, не раздумывая. В таком состоянии человек способен справиться с любым нападением. Независимо от того, какое применяется движение, тело реагирует быстро и точно. Когда я достиг этого, я понял, что люди больше не являются моими врагами, и решил испытать свою силу на быках. В схватках с быками и людьми, вдвое превосходившими меня по силе, я не всегда был в отрешенном состоянии освобождения. Однако я находился в нем, когда повергал своих противников. Иногда, отключая сознание или боясь проиграть, я применял более сильные атаки, чем это было необходимо, что влекло за собой тяжкие повреждения, требовавшие лечения до двух месяцев.
Но однажды повреждение, которое я нанес, чуть было не заставило меня навсегда оставить каратэ. На меня напал вооруженный ножом гангстер, и я нанес удар рютокен (кулак сжат в форме головы дракона) по верхней губе. Он умер, оставив жену и ребенка. Я не был виновен, так как только защищался, но был глубоко огорчен тем, что каратэ, которым я никогда не хотел причинять зла, привело к смерти. Меня мучили угрызения совести за судьбу семьи убитого мной человека. Наконец, объявив, что покончил с каратэ, я направился на ферму в район Конто, где работал за пятерых, зарабатывая деньги, чтобы помочь семье покойного.
Я осознал, что покончил с каратэ, но это не потрясло меня. Я обнаружил, что крестьянский труд намного приятней, чем занятия каратэ. В течение этого года я не сделал ничего, что могло бы напомнить тренировку каратэ, хотя, возможно, случайно повторял какие-нибудь движения, приемы.
Позднее, когда мне предложили поехать в США демонстрировать искусство каратэ, во мне пробудилась мечта моего прошлого. Более того, семья убитого мной человека просила меня и настаивала на моем возвращении к прежней жизни, а сын его даже пожелал мне успеха в моих поединках с иностранцами.
Хотя я и прекратил тренировки, отсутствие их, казалось, только сделало мое каратэ более мощным. Постепенно я восстановил состояние, в котором мои кулаки действовали бессознательно. Но я не гордился. Все, что я хотел, это видеть руки в благодарной молитве каратэ, которое направляло меня. Мое каратэ больше не принадлежало только мне. Это было каратэ ради других, каратэ, которое понимали и принимали другие. Познав это, я почувствовал, что на тренировке все меньше контролируется сознание: я существовал постоянно между состоянием сосредоточенности и освобождения.
Сосредоточенность на одной точке является важным методом духовной тренировки для единства. Состояние отрешенного освобождения, в котором мозг свободен и действует без ограничения, дыхание регулируется и тело следует за сознанием без осознанных рефлексов, — является целью, к которой должна быть направлена тренировка. Но не созерцание Дзэн и не сознательный подход позволяет мам достичь этого состояния, а только усердное занятие каратэ и долгое оттачивание приемов, может быть, и в течение 30 лет.
В связи с этим интересно заметить различие в возрастах зрелости между людьми, занимающимися каратэ и другими видами боевого искусства, и обычными спортсменами. Так как физическое соответствие и сила для спортсменов имеют основное значение, то они достигают лучшей формы в возрасте 20–30 лет. Но благодаря тому, что восточное боевое искусство связано с духовным единством и зрелостью, что душа и тренировка — занятия более важные, чем талант, каратист находится в своей лучшей форме между 40 и 50 годами. Теперь, когда я участвую в схватках с молодыми людьми, я всегда могу предвидеть, что они будут делать, настолько, что никогда не применяю ударов рук или ног. Я могу просто отступить в сторону или применить прием опрокидывания противника, не прибегая к жестоким методам. Но это стало возможно к 40 годам после 30-летних тренировок.
Каратэ больше других видов боевого искусства напоминает Дзэн. В нем нет меча. Это означает, что каратэ стоит выше идеи победы или поражения, чтобы стать путем мышления и жизни ради других людей в соответствии с путем Всевышнего.