Философия. Книга вторая. Просветление экзистенции

В отношении к утверждению: то, какое миросозерцание ты выбираешь, показывает, что ты за человек⁷⁰, - остается вопрос: из чего здесь нужно выбирать. Все альтернативы объективного свойства имеют силу в определенности чего-то особенного, и к тому же в известной ситуации. Но они не имеют силы в отношении к известному числу миросозерцаний, из которых мы можем делать выбор, потому что, когда речь идет о целом, никакая определенность, как особенное, не может решить этого выбора. Указание своего места всякой мыслительной возможности в идее некоторой тотальности сохраняет смысл для ориентирования в мире о сообщаемых в языковой форме мыслях. Но желание обозревать миросозерцания как мыслительные формации упраздняет их как миросозерцания, и, напротив, это желание делает обозревающего их мыслительное содержание способным делать выбор в радикальном ином смысле: Тот выбор, из которого я исхожу как исток истины, есть выбор экзистенции, в котором она выбирает сама себя. К этому выбору я прихожу не через отбор (Auswahl) одной истины из множественности предлагаемых типов, но из выбора свободы, посредством которой экзистенция просветляет себя в единственно истинном для нее миросозерцании.

Само понимание начинает с отдельных конкретных актов выбора, которые в неопределимой последовательности выстраивают нашу жизнь; мы можем спросить тогда: почему мы выбрали так? Какой смысл и какие последствия имел этот выбор? Какие неосознанные предпосылки или принципы лежали в его основе? В ответе на подобные вопросы развертываются взаимосвязи рациональной последовательности, приводящие, казалось бы, к принципиально предельным возможностям, между которыми как предпосылками рационально оформленных миросозерцаний следует сделать выбор. Однако этот метод поиска следствий и предельных предпосылок, которые сами уже не поддаются обоснованию и все же отнюдь не считаются лишенными объекта, - сам по себе приводит всегда лишь к относительному итогу: я не получаю удовлетворения и по-прежнему смотрю на дело скептически, если кто-то утверждает предельные альтернативы миросозерцания как необходимые. Скорее, этот путь рационального самопонимания на основе предельных основоположений - исходя из конкретных актов выбора - сохраняет в качестве основы и неразложимого итога саму экзистенцию, все еще остающуюся объемлющей как возможность для всякого познания мнимо предельных и исключающих друг друга основоположений. На пути сугубо теоретической, а потому и не нацеленной на выбор ее самой как экзистенции, интерпретации, - экзистенция понимает сама себя лишь относительно, в тех или иных своих объективациях, а не в безусловности истока ее самой.

Выбор истины экзистенции, после бесконечной рефлексии ее явления, понимает себя в скачке к тому истинно изначальному, что в то же время знает себя предстоящим другому истоку.

Этот выбор истока приводит философствование в действительности единичной экзистенции к самой решительной достоверности. Поскольку оно постигает само себя как истину и как единое, оно не может постичь всякую другую истину как в том же смысле истинную, но может вступить с нею в коммуникацию вопрошания и борьбы (Kommunikation des Fragens und K"ampfens). Ибо, если истина постигает себя как единое истинное, она все же есть не все, но есть как экзистирующая к другому (zu Anderem hin existierend). Она никогда не может обрести точку для ориентирующего обзора рядом положенных истин (ein Nebeneinander von Wahrheiten), но может обозревать только явления их в высказанных словом доктринах (Lehrst"ucken), как capita mortua⁷¹, чтобы сквозь них войти в контакт с истоком другой истины.

Подобное положение сознания истины в философствовании, знающем, что оно есть просветление экзистенции, не означает, что просветление экзистенции объявляет значимое всеобщим образом, не имеющим никакой силы; напротив, оно с неумолимой критичностью держится за убедительное знание и старается предотвратить его смешение со всякой иной истиной. Это положение не может означать, далее, будто экзистенция вновь отрекается от себя, потому что не хотела бы желать своей истины и с большей охотой сделала бы себя частным случаем чего-то всеобщего. И уж тем более не означает это положение, будто экзистенция абсолютизирует себя.

Для рассудка остается в силе исконный парадокс экзистенциальной истины, то, что истина существует как единичная и все же существует к другим истинам, - что кажется, будто есть много истин, и все же есть только одна истина. А еще: что абсолютная значимость и относительность не обязательно должны исключать друг друга, потому что значимость каждый раз абсолютна только в экзистенции, а относительность относится всегда лишь к объективному явлению мыслимого и высказанного.

3. Смысл несчислимости экзистенций.