Читаем Философия. Книга вторая. Просветление экзистенции полностью

Коммуникация есть исполненное любви движение во временном существовании, устремленное, казалось бы, к слиянию двух в одно, но оно должно было бы прекратиться там, где двое действительно становятся одним. Бытие двумя (Zweisein) не позволяет любви замереть в покое. То, что хотя и мыслится в трансценденции как единобытие, то же, если бы оно считалось в самом существовании действительным, а в трансценденции - существующим, погубило бы любовь, превратив ее в нечто лишенное процесса и мнимо наличное.

Любовь, субстанциальный исток самобытия в коммуникации, может породить самобытие как движение ее собственного откровения, не может позволить ему найти завершение в чем-то оконченном.

Недостаток в коммуникации



Поскольку коммуникация присутствует в существовании как процесс, а не как завершение, она действительна как сознание недостатка ее самой. Этот недостаток принимает формы, в которых он есть только мотив (Antrieb), другие формы, в которых он сам становится неотъемлемым звеном раскрытия, и еще другие, в которых он потрясает сознание бытия, как непостижимая граница.

1. Неопределенный опыт несостоявшейся коммуникации.


 -В юности есть, впрочем, душевный опыт, который еще не знает, чего хочет: Я отказываюсь подчиниться требованиям любезности в дружеском кругу и ни к чему не обязывающей заинтересованности при сокрытости еще неизвестного мне существенного - отказываюсь довольствоваться безличным соприкосновением с людьми в сугубо деловых содержаниях, в которых, хотя и удовлетворяется чувство общности, все-таки имеет место только отстраненное понимание содержаний - терпеть поглощающую тенденцию общности интересов, сводящей нас, как существование, с другими существованиями, смотря по характеру ситуации, в которой эта общность проявляется, и возникающую отсюда взаимность признания не проникающих друг в друга людей. Во всем я осознаю дистанцию между собою и другими людьми, которой они со своей стороны часто, кажется, вовсе не замечают: Я вижу, как при внешней близости и при множестве слов во мне растет чувство, что говорят не со мной.

В этой установке есть бодрость ожидания, не желающая предаваться каким бы то ни было иллюзиям. Но в корень вещей смотрит сознание отсутствия нашей самости перед лицом другого. Я недоволен своей любовью и любовью другого ко мне, как одной лишь высказывающей себя сердечностью и устойчивостью, если она не становится истоком для этого бесконечного процесса, в котором, как кажется, и заключается все дело, если еще только должна решиться, вместе с другим, судьба нашей подлинной самости. Я хотел бы найти верное слово, и я все еще в поиске: если мы умрем, слово останется не сказано, существенное - не сделано... абсолютная коммуникация поистине не состоялась.

Люди, близкие друг другу в силу долгой связанности их существования, переживают, правда, в конкретной ситуации это ненаступление коммуникации, в его неопределенности, как боль от исчезающей существенности:- Так и не настает возвышенное мгновение, когда коммуникативная достоверность экзистенции преодолевает эту боль от исчезновения всякого явления во времени настолько, что эта достоверность касается абсолютного сознания разве только на границе, как печаль о бренности. Это - только возможная, но не светлая и действительная коммуникация. В этой пробивающейся вперед печали есть жажда коммуникации, но слова и дела и истины по-настоящему не находится. Кажется, нет ничего, что было бы осязаемо заметно, никакого реального недостатка, который бы мы могли устранить, никакой задачи, за решение которой следовало бы взяться; нам хорошо друг с другом, мы говорим, готовы на помощь, видимся друг с другом; мы не хотим поверхностного общения и - замолкаем.

Своеобразные чувства, в необозримом множестве форм, проявляют эту боль неосуществленных возможностей коммуникации. Эти чувства странно волнуют нас в самой глубине души и однако ничего не значат в мире, кажутся неважными и все же могут быть истолкованы как тихий голос призыва неопределенного требования экзистенции. Между тем как наше витальное и общительное существование придерживается смысла, свойственного конечным вещам, здесь говорит нечто бесцельное, которое, однако, представляет собою, кажется, словно бы все; похоже на то, будто в нем присутствует вечное значение коммуникации, как решение о нашем подлинном бытии.

2. Молчание.


- Молчание - это недеяние (Nichttun), в качестве которого покоится лишь сущая коммуникация. Но не всегда. Ибо в молчании есть своеобразная активность, в виде которой оно само становится функцией в движении коммуницирования. Умение молчать - это выражение силы готового к коммуникации самобытия.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Сочинения
Сочинения

Иммануил Кант – самый влиятельный философ Европы, создатель грандиозной метафизической системы, основоположник немецкой классической философии.Книга содержит три фундаментальные работы Канта, затрагивающие философскую, эстетическую и нравственную проблематику.В «Критике способности суждения» Кант разрабатывает вопросы, посвященные сущности искусства, исследует темы прекрасного и возвышенного, изучает феномен творческой деятельности.«Критика чистого разума» является основополагающей работой Канта, ставшей поворотным событием в истории философской мысли.Труд «Основы метафизики нравственности» включает исследование, посвященное основным вопросам этики.Знакомство с наследием Канта является общеобязательным для людей, осваивающих гуманитарные, обществоведческие и технические специальности.

Иммануил Кант

Философия / Проза / Классическая проза ХIX века / Русская классическая проза / Прочая справочная литература / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Этика Спинозы как метафизика морали
Этика Спинозы как метафизика морали

В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни. Автор данного исследования предлагает неординарное прочтение натуралистической доктрины Спинозы, показывая, что фигурирующая здесь «естественная» установка человеческого разума всякий раз использует некоторый методологический «оператор», соответствующий тому или иному конкретному контексту. При анализе фундаментальных тем этической доктрины Спинозы автор книги вводит понятие «онтологического априори». В работе использован материал основных философских произведений Спинозы, а также подробно анализируются некоторые значимые письма великого моралиста. Она опирается на многочисленные современные исследования творческого наследия Спинозы в западной и отечественной историко-философской науке.

Аслан Гусаевич Гаджикурбанов

Философия / Образование и наука