Философия: Кому она нужна?

Культура, объясняет он, это «обычаи, то есть обычное поведение людей»[61]. «Культура, подобно биологическому виду, выживает благодаря адаптации к среде: в той степени, в которой она помогает своим членам получить желаемое и избегнуть нежеланного, она помогает им выжить и передать культуру своему потомству. Эти два типа эволюции переплетены друг с другом. Люди передают одновременно и культурное, и генетическое наследие – хоть и разными путями и в разные периоды своей жизни»[62]. «Культура не есть продукт “коллективного сознания” или выражение “общей воли”. ‹…› Культура развивается тогда, когда новые практики способствуют выживанию тех, кто ими пользуется»[63]. Так мы обязаны своим выживанием культуре. Следовательно, утверждает мистер Скиннер, к двум существующим ценностям – «личному благу» и «благу других» – «мы должны теперь добавить третий тип – благо культуры»[64].

Что является благом культуры? Выживание. Чье выживание? Ее собственное. Культура – самоцель. «Когда становится ясно, что культура может выжить, а может и погибнуть, некоторые ее члены могут начать действовать для того, чтобы обеспечить ей выживание»[65]. Какие члены? Как они дойдут до этой цели? Ответа нет.

Мистер Скиннер не устает повторять, что выживание культуры – это ценность, отличная от выживания ее членов и превосходящая их, каждого в отдельности или всех вместе взятых; ценность, ради которой каждый должен жить и умирать. Почему? Мистер Скиннер внезапно довольно ясен: «Ничто из вышесказанного не объяснит того, что мы можем назвать чистой заботой о выживании культуры; но мы на самом деле и не нуждаемся в подобном объяснении. ‹…› Простой факт – культура, по любой причине побуждающая своих членов работать ради ее выживания или выживания хотя бы некоторых ее практик, выживет с большей вероятностью. Выживание является единственной ценностью, в соответствии с которой в итоге оценивается культура, и любая практика, обеспечивающая выживание, представляет собой ценность по определению»[66]. Чье именно выживание? Ответа нет. Скиннер спускает на тормозах такого вида двусмысленности.

Если выживание – «единственная ценность, в соответствии с которой в итоге оценивается культура», то культура нацистов, просуществовавшая 12 лет, обладает незначительной ценностью, тогда как советская культура, которой уже 55 лет, наделена большей ценностью; более высокая ценность – у феодальной культуры Средних веков, поскольку она длилась пять столетий; и победила всех, конечно, культура Древнего Египта, просуществовавшая без изменений три тысячелетия.

«Культура», в терминах мистера Скиннера, – это не предмет, не идея, даже не люди, а репертуар практик, обычаев, «поведения», поведения лишенных плоти его реализующих существ, то есть образ действий, которому сами субъекты должны приноситься в жертву. Это тот вид мистицизма, который делает Бога или общество вполне реальными правителями. Это тот консерватизм метафизического толка, что делает политиков-консерваторов невинными детьми. Он требует, чтобы мы жили, работали и умирали не для себя и не для других, а ради сохранения и передачи еще не родившемуся поколению способов одеваться, ездить в метро, напиваться, разбираться в бейсболе, религии или экономике и так далее.

Таким образом, мистер Скиннер, как фанатичный материалист, заканчивает почитателем бестелесного начала, а как фанатичный революционер – защитником статус-кво, любого статус-кво.

Чтобы заставить жертвовать на благо культуры, жертвам обещают «отсроченные преимущества (на неопределенное время)». «Но что она [экономическая система] ответит на следующее: “Почему я должен думать о выживании некоторого особого типа экономической системы?” Единственный честный ответ на вопросы такого рода, наверное, будет таким: “Не существует веского довода в пользу того, что вас это должно заботить, но, если ваша культура не убедила вас, что это так, тем хуже для вашей культуры”»[67]. Это означает: чтобы выжить, культура должна убедить своих членов в том, что есть достойные причины беспокоиться о ее выживании, даже если таких причин нет.

Это тот социальный дарвинизм, о котором Герберт Спенсер не мог и мечтать. Наиболее близок к такому подходу был Адольф Гитлер, который «подкреплял» действия своих последователей, требуя жертв на благо немецкой Kultur.